старости в полупустом ангаре, наглотался пыли и ретировался наружу. Неподалёку стояла телега с набросанным сеном, он забрался в неё и лёг на спину, умиротворённо ощущая, как распрямляются, расслабляются, растягиваются онемевшие от напряжения позвонки и мышцы, и бесцельно уставился в беспредельное голубое небо, заволочённое размытыми, растащенными ветром по всему куполу косматыми седыми облаками.
Лёгкие мысли, лениво бродившие в усталой голове, разбегались как облака на небе. Первая задача решилась сама собой, без его участия. Интересно, что с Сашкой? Сергей Иванович был очень встревожен. Остались ещё три, цепляющиеся друг за друга: оторваться в Гомеле от соглядатая, разыскать агента и уговорить к сотрудничеству с новыми хозяевами. Может быть, Сашка уже вернулся? Ушлому осведомителю верить не хотелось. Что придумать, чтобы остаться в Гомеле хотя бы на время одному? Отказаться от противного гостеприимства? А что может сделать Сергей Иванович? Он, конечно, попытается действовать через устаревшие знакомства в горкоме. Насколько всё было бы проще и эффективнее, если бы в городе был Коробейников. Но Павел где-то далеко со своими ястребками. Сослаться на нежелание стеснить хозяев и отпроситься в гостиницу? Не отпустят, как пить дать. Возвращаться в Минск не хотелось. Пожалуй, может помочь выдумка о гомельской девушке, с которой, мол, познакомился в Минске, и которую хотелось бы навестить. Дело молодое, могут понять и поверить. Сергею Ивановичу не позавидуешь. Владимир закрыл глаза и неожиданно заснул.
Проснулся от тяжести в груди и зудящего свербления в носу. Открыл глаза и близко над собой увидел, не сразу сообразив, что не во сне, улыбающееся женское лицо со смеющимися серыми глазами под выгоревшими бровями, а на груди своей большие полуобнажённые женские груди. Не до конца очнувшись, придавленный женским телом, он подумал, отчего это они у русских женщин такие большие? Наверное, природа торопит к оплодотворению, чтобы скорее восполнить поредевший славянский род. И тут же громко чихнул к удовольствию прессовщицы, щекотавшей соломинкой его ноздрю. Собравшиеся рядом полногрудые грузчицы засмеялись, подзуживая подругу:
- Не задави насмерть, Марья, оставь и нам пожаться.
Приподняться и вывернуться из-под глыбы остро пахнущего потом возбуждённого женского тела никак не удавалось. Тогда Владимир обнял насильницу, рывком притянул к себе, крепко прижал, сильно поцеловал в не успевшие убрать улыбку податливые губы, ощутив вкус картофельной пыли, и резко разжал руки. Не ожидавшая такой нахальной контратаки женщина невольно отпрянула, чем и воспользовался хитрец, вырвавшийся из плена на противоположную сторону телеги. Он взял руку обалдевшей сельчанки и примирительно прикоснулся губами к шершавой загрубевшей коже внешней стороны большой рабочей ладони, чем ввёл бедную женщину в полную прострацию до слёз под завистливые взгляды остолбеневших зрительниц.
- Извините, - попросил Владимир прощения у Марьи за вынужденное хулиганство. – Мир? – он протянул руку.
- Э-э, нет, - возразила самая бойкая из подруг, - какой шустрый! Совратил бабу – и в кусты! Кто её теперь, порченую, замуж возьмёт? Ты бери, если честный. А то поймаем да натолкаем крапивы в штаны. Марья, чего моргаешь? Реви, дура, пусть видит, до чего довёл невинную девушку.
Девушка лет тридцати с солидным гаком не последовала дельному совету, подала насильнику мировую руку и, сразу же вырвав ладонь, торопливо пошла, низко опустив голову, к конторе, бросив с горечью на ходу:
- А, ну вас! – выразив тем обиду на весь несправедливый мир.
С крыльца призывно махал рукой массовик-затейник.
- Девчата! За стол. Время – деньги.
У этого всё определяется деньгами и корыстью.
Только успели разместиться за длинным столом, составленным из двух, весело обсуждая фиаско Марьи и задним числом: «я бы ни за что не выпустила хлопца з повозки», как дверь распахнулась, и в проёме возникла Золушка до бала, в стареньком, но чистом, полотняном платье, босиком – без знаменитых туфелек – и с распущенными по плечам пышными пепельными волосами. Она внимательно оглядела замершую компанию огромными синими глазами с матово-фиолетовыми зрачками, пошевелила пухлыми губами и направилась прямиком к принцу. Сидящие рядом с ним женщины торопливо освободили места по обе стороны, пересев подальше от избранника сказочной красавицы, какой бы она была, если бы не застывшее бледной маской прекрасное лицо без единого пятнышка живительного румянца. Подойдя к Владимиру, бледнолицая плодоовощная фея легонько провела рукой по его волосам, коснулась носа, губ, засмеялась некрасивым гортанным смехом так, что глаза остались печальными, повернулась и быстро вышла, будто не появлялась. Несколько минут над столом висела напряжённая тишина, пока её не нарушил оптимист, принявший на себя роль тамады, а Владимир то и дело ловил на себе скрытные насторожённые взгляды женщин, и никто из них не занял места рядом. Не выдержав непонятной изоляции и не притронувшись ни к чему, заколдованный принц поднялся и, сославшись на необходимость осмотра машины, попрощался и вышел вслед за исчезнувшей загадочной тенью.
Экспедитор, заинтересованный в скорейшей встрече с обожаемой тёщей, не заставил себя долго ждать.
- Поедем? – подошёл он к угрюмому шофёру.
Вдвоём они накрыли прицеп брезентом, закрепили концы по бортам, опустили и закрепили задний полог автомобильного тента. Владимир завёл мотор и плавно тронул хорошо загруженный студебеккер. Никто не провожал прокажённых.
Когда выбрались за город, Владимир спросил:
- Кто такая?
- Чокнутая, - грубо ответил экспедитор, намеревавшийся опять подремать, благо относительно ровная подсохшая дорога, гружёный автомобиль и небольшая скорость позволяли отдаться сладостному чувству временного отключения от житейских неурядиц. – Сумасшедшая.
Он выдвинулся из угла, решив пожертвовать дремотой ради дорожной трепотни.
- Дочь лесника. Рассказывают, их лесную усадьбу сожгли немцы, заподозрив, не без основания, хозяина в связях с партизанами. Лесник отстреливался от незваных гостей до последнего. Немало их полегло, а остовы сгоревших мотоциклов до сих пор ржавеют. Своих немцы увезли, а мёртвого лесного защитника повесили, но труп в ту же ночь исчез. Тогда и появилась в городе Чокнутая. Прижилась у древней старушенции, помогает, а больше бродит по городу.
- Ей в больницу надо.
- Психушка - в Могилёве, кто повезёт? Тихая она, никому не мешает. Правда, местные чураются, считают, что метит несчастьем: кто ей понравится – тот жди беды. Отсталый, дремучий народ, погрязший в суевериях. Глупое бабьё никак не хочет взять в толк, что всякий сам добытчик своих радостей и неприятностей. Не захочешь – не будет ни того, ни другого. Правильно пишут в газетах: человек – кузнец своего счастья. Как мой тесть. Он никогда не ждал, что кто-то подойдёт, что-то принесёт. Сам сызмальства, не ленясь и не отвлекаясь на водку, клевал по зёрнышку, где мог и как мог. То часы починит кому, то керосинку, то денег даст в долг под умеренный процент, то перепродаст что, поможет достать нужную вещь. Сам шёл навстречу счастью, а если в семье достаток, то и сам чёрт не страшен. Беда метит дурных, глупых и бедных, что одно и то же.
Игнорирующий тёмные силы снова упал в угол кабины.
- Что-то меня сморило. Выпил полстакана, а мутит, и голова тяжёлая. Я, пожалуй, отключусь ненадолго.
Шофёр не возражал бы, если бы и надолго. Он-то не исключал, что после бабки-мумии девица в Калиновичах была вторым серьёзным предупреждением о том, что неправедное дело в России добром не кончится. Но у него не было другого выхода, кроме как продолжать.
Владимир не торопился, хотя дорога позволяла. Ему не хотелось приехать в Гомель раньше темноты. Встречных машин почти не было, и разнообразили дорогу, в основном, телеги и фуры, загруженные всяким овощем, сеном, соломой и травой. Их, с трудом переставляя разбитые клешневатые копыта, тащили старые клячи, усиленно помогая себе частыми глубокими кивками седых голов. Увядающую природу, представленную в придорожьи сменяющими друг друга замусоренными рощами низкорослых тонкоствольных лиственных деревьев и густых кустарников, наполовину освободившихся от листьев, изредка оживляли красные гроздья рябин, оранжевые шарики шиповника и жёлто-розовые листья клёнов. И всё вокруг заросло дикой побуревшей коноплёй. Разрытые, размытые коричнево-серые поля и жёлтую стерню украшали изумрудно-сизые полосы едва проклюнувшихся озимых. В углу кабины ворочался в попытке найти сонное положение утомившийся искатель выгод.
Примерно через час Владимир остановил машину у небольшого мостика через узенькую стоячую речушку, вышел из кабины и пошёл вдоль берега, надеясь найти чистый приток. Нашёл что-то похожее, и хотя вода слегка припахивала тиной, но была чистой. Сходил к машине, принёс нетронутые дорожные припасы, приготовленные Сергеем Ивановичем – «Как он там? Ему-то, наверно, не до еды» - и, разместившись на телогрейке, впервые за день поел вдоволь и с аппетитом.
- Скоро, однако, настоящая осень, - подошёл, зябко поёживаясь со сна, экспедитор, - погода совсем задуреет, - затосковал недоспавший оптимист, - всё живое затихнет, попрячется в логовища и норы.
«И мне бы надо успеть», - сумрачно подумал неприкаянный зверь в чужом лесу.
- Ты был последний раз с Татьяной?
Владимир кивнул, подтверждая.
- Тогда понятно, - сказал экспедитор, и было непонятно, что ему понятно. – У хозяина на тебя зуб: посылку замылил.
- Твой хозяин - грубый мелочный наглец, - охарактеризовал директора базы оскорблённый шофёр, не отвечая на неудобный вопрос.
- Да, - согласился подшефный, - этого у него не отнимешь: за своё любому глотку перегрызёт. Но и своим даёт мал-мала поживиться. Что делать? Такова жизнь: хочешь выжить – не жалей зубов, умей крутиться. – Он замолчал, о чём-то думая, и добавил, льстя: - Да и ты - парень не промах, - и ещё помолчал, как будто подчёркивая жирной чертой сказанное. – Нам такие сообразительные молчуны нужны.
«Вот что значит деловые люди», - неприязненно отметил молчун, - «им в глаза плюнули, а они утёрлись и предлагают обидчику сделку, надеясь в союзе с достойным противником на большую прибыль. Ради будущей наживы готовы забыть об обиде и привлечь в долю полезного врага». Он не знал, что именно стараниями обиженного делового человека был отстранён от дальних командировок после стычки с тем из-за ворованных ящиков.
- От тебя и потребуются-то мелочи, - продолжал заманивать деловитый искуситель, - получить и отдать, кому следует, в целости и сохранности посылку, взять ответную, если будет, или подвезти кой-какой неучтённый груз. Зато навар будет отменный, не пожалеешь.
Отказываться не стоило – слишком велика может быть потеря: обиженные торговцы найдут другого и откажутся от услуг строптивого шофёра, сославшись на выдуманную ненадёжность, и тогда его дело снова застопорится, причём на самом финише. Торговая база даёт больше всего дальних командировок. Придётся ради дела, ради собственной выгоды, поступиться совестью, по-экспедиторски. Живи сам и давай жить другим, так они говорят.
- Серьёзные предложения требуют серьёзных
