психериус

кто принесет тебе свежие розы на могилу…
И что самое страшное – все это прописано до такой рефлексивной шаблонности, что понимаешь – это гены, общие, поделенные на всех и не запрограммированные на простой и игнорирование. Поэтому…
- Считай меня за идиота, но…  видишь, как со мной поступили? Наверное, ты уже была готова засадить мне нож в спину, но не успела, да?
«Хватит. Ей нужен был ты, а не твои прискорбно-довольные откровения. Она молодец, можешь это признать? Ты бы мог добиваться своей реабилитации так же искусно, как она? Хрен! Для этого нужно быть простой медсестрой и умереть от наркотиков. Только мотивом к этому не должны являться малолетние умники, вроде тебя. Если бы она осталась жива, то ей сейчас было бы уже далеко за шестьдесят. Были бы дети, внуки, кошки и собаки. Счастливые ланчи в парке, достойная пенсия и вышивка по вечерам. Как там сказал однажды сосед-психолог? Все мы – оружие в руках жизни? Вот, я стал  против нее оружием. А она не смогла стать оружием против меня. За что и впитывается сейчас этим ковром. М-да, нечестно. Но, ведь как обычно, что случилось – то не без санкций органов ступенью выше».
Ф открыл дверь и отшатнулся. Что это? Чья это квартира? Обернувшись назад, он снова увидел тело, уже превратившееся в простую лужу и свою комнату, знакомую до последнего пера в подушке. Но там – продолжение не его квартиры. Бог ты мой, это же квартира М!
Войдя в комнату, Ф увидел все, что он когда-то видел, когда приходил сюда, чтобы поговорить с М. Все тот же бардак, все те же голые стены и запыленная люстра. То есть там – его комната, а здесь – комната М? Кто поместил их жилища рядом. Чтобы не ходит далеко, так, что ли?
Где-то в углу раздался шорох. Ф повернул голову и увидел его, хозяина ЭТОЙ комнаты. Тот крепко спал на заваленной тряпками кровати, что-то пробормотал во сне, перевернулся еще раз и продолжил спать.
«Невероятно. Если уж они и умеют смеяться, то делают это сдержанно. Ни одной трещины в работе, все, словно полиролью пройдено».
Ф стоял опустив глаза и старался не расходовать слишком много энергии на громкие эпитеты в адрес тех, кто ставит ему сейчас зачетные очки. Бессмысленно говорить ламе, что мудр, он может принять тебя за идиота. Молчание мыслей ценится у них куда больше, чем расписанные вычурными орнаментами комплементы. Тем более, когда с балкона дует легкий сквозняк, а в голове застоявшийся дым сплошных потоков стремительного безумия.
На столике, рядом с кроватью, на которой спал М, лежала старая, покрывшаяся двойным слоем пыли пачка с двумя мятыми сигаретами и коробок, с одной, конечно же, спичкой. «М-да, не всему же так легко удаваться!» На коробке реклама нового модного клуба, открывшегося недавно в индустриальном районе города. Название тщательно затерто ногтем. «Саргалис, будь он проклят».
Чиркнув спичкой, Ф вставил сигарету в рот, сделал глубокую затяжку и тут же тяжело раскашлялся. Он не курил уже одиннадцать лет. Еще раз! Снова кашель, но мягче. И еще один.
Дым пробил себе дорогу к легким и без запинок вышел обратно. Здорово. Несколько шагов в сторону балкона. Ух ты, вся самая убогая  и нетронутая городская природа, как на ладони! Квартира для тех, кому нагадали суицид в зрелом возрасте. Если можно было бы выбирать, он обязательно предпочел бы именно такой вариант. Потому что в такой атмосфере лучше всего писать диссертации на тему глубочайшего депрессивного психоза. И непонятно, что за чем следует, что является причиной и что следствием в случаях, когда из твоего окна открывается такой вид. Сначала появляется сама патология, а уже затем ты смотришь на всю эту красоту, как на следствие ее проявления, потому что раньше, мол, здесь цвели сады. Или же наоборот, - смотришь вон на тот куст, больше напоминающий саранчу, у которой отрубили голову, крылья и полтуловища, думаешь о том, что сады здесь никогда не зацветут, и становишься полифобом?
Наверное, это места, которые никогда не меняются, сколько бы поколений ветров не сменилось, сколько бы галлонов воды не вылилось на этот песок. Здешняя природа может веками кричать о том, что ей просто никогда не уделяли внимания, ничего от этого не изменится. Местные собаки будут продолжать сношаться в этих сюрреалистических кустах, опавшие по осени листья все равно можно будет с легкостью уместить в сигаретной пачке.
И это – после всего того, что взорвало и разнесло на части его привычный ритм, обычной его жизни. Это привыкание? Да, бывает, что таблетки способны вызвать привыкание и перестают действовать. Но разве такое может случиться с ничем не примечательным сознанием? Если бы он прочел об этом в газете, то непременно счел бы, что для этого необходимо иметь врожденную предрасположенность. Как минимум. Чем он никогда не мог похвастаться. Ту дорогу, которую выбрал он, обычно выбирают те, кто боится, действительно боится неизвестности. Это у них внутри, и они об этом никогда и никому не расскажут, потому что сами того до конца не осознают. Но оно есть, и от этого никуда не деться.
А чем это в действительности является – все равно. Ему это уже не интересно. Оно грызло инстинкты тогда, еще совсем недавно. А когда снимаешь шлем и сдергиваешь перчатки, - теряешь к нему всякий интерес. Это уже там, на успевшей пожелтеть странице твоего дневника. Об этом лучше рассказывать, сидя через много лет, в прокуренной кухне. Ловить восторженные взгляды гостей, в самых ярких красках обрисовывая сцены, от которых у них обязательно будет стынуть кровь в жилах.
Сигарета наполовину истлела и Ф понял, что сделал лишь одну затяжку. «Ну, здоровее буду. Как бы комично это не звучало».
Внезапный крик и грохот из комнаты заставил пальцы разжаться и уронить окурок. По коже пошел уже привычный холод, только уже колющий иглами чудовищной усталости от всех громких звуков. Ф вбежал в комнату М, посмотрел на его постель и не обнаружил его там.
«Здорово, она жива, она все еще жива, чертова притвора!»
Ноги решительно зашагали в свою комнату, но тело остановило их. «Что случилось? Боишься?! Шоу должно продолжаться, а ты должен лежать с пулей в голове, иди и получай ее! Она просто берет свое!»
Ф двинулся к двери, зашел в комнату и, направив свой взгляд влево, ожидая увидеть ТОЛЬКО ее, остолбенел. Там были Карго, охранник и М, бездыханно лежащий на полу, с пеной у рта. Глаза его были готовы вырваться из орбит, на кончиках пальцев появились синие пятна.
Остальные стояли, склонившись над ним, проверяя пульс. Услышав сзади шаги, оба повернули головы, выпрямились и заулыбались.
- Э-э, вид из окон никудышный, правда? – охранник засмеялся мягким и добрым смехом, - Мы тут решили с Карго здесь немного обустроиться.
- Да, тем более, что соседство двух напичканных негативом помещений, хорошо скажется на их переносимости к всякой мразоте. Кстати, сойди с нечистот.
Ф опустил голову и обнаружил, что стоит в центре того болота, в которое превратилась его дорогая медсестра. Карго мило улыбнулась и всплеснула руками:
- Все мы из дерьма получаемся, в дерьмо, в итоге, и уходим! – оба переглянулись и рассмеялись.
- М мертв? – вопрос повис в воздухе и стер с их лиц улыбки. Карго откашлялась:
- Видишь ли, любовь моя, этот мальчик выполнил свою миссию. Ты ведь сам это понимаешь, чего спрашиваешь? – снова молчание и отсутствие лица на Ф. Он смотрел на М так, словно ждал, когда он откроет глаза.
- Ты, наверное, не до конца понимаешь, верно? – охранник прищурил глаз, - Так вот, чтобы во всем разобраться, на нужно немного выпить. Трупы в комнате нам не нужны, поэтому мы принесли его сюда. Мы уберем его, но позже. Так что, пока эта комната – морг, позвольте так выразиться!
- Пойдем, дорогой, незачем пялиться на мертвые клетки, можешь заработать кондилому воображения, это я тебе как гинеколог говорю, - и сочно рассмеялась, - пойдем. Сейчас нам все принесут. Гоч, сгреби этот вонизм куда-нибудь, ладно?
- Конечно, моя хозяйка! Послушай, почему ты вечно окунаешь меня по самые уши в чужие разложения? Разве я писал об этом в анкете?
- У тебя это получается лучше всего. Я же не принимаю решения с ходу! Садись, мой ненаглядный!
Ф уселся в кресло у столика. Почему-то ему совсем не было весело. А Карго, распахнув входные двери, принялась орать:
- Три минуты! Три минуты, бракоделы! У вас в часах кварц полетел? У меня связки не титановые! Заносите, сукины дети!
Тут же в комнату влетело несколько с иголочки одетых официантов, внесли низкий, квадратный стол и установили его в центре комнаты. Карго стала у двери и пинками подгоняла каждого. Следом за ними, бесшумно и до ужаса профессионально, зашло еще несколько официантов, с огромными подносами, фужерами, бокалами и пепельницами. На подносах стояли огромные тарелки с едой. Для их троих, как показалось Ф, этого могло хватить на неделю. Еще двое принесли старый патефон, сдули с него пыль, поставили какую-то пластинку и через минуту комнату залили звуки старинного джаза. После еще было два огромных кресла, установленных у стола, свеча, с полтора метра длиной и дверной колокольчик, который поставили на столе, у того места, где должна сидеть Карго, видимо. Каждый из официантов старался обязательно зацепить сидящего в старом кресле Ф, и это начало его немного смущать.  Еще через секунду помещение очистилось от посторонних, Карго демонстративно захлопнула дверь, подошла к своему креслу, плюхнулась в него и посмотрела на колокольчик.
- Что за дерьмо? – колокольчик полетел через правое плечо и упал за креслом, издав при этом мелодию, которая очень подошла к окружающему людей джазу. Тут же открылась дверь, в комнату влетел официант и вопросительно уставился на Карго. Та уставилась на него.
-  Так это вы мне для этого колокольчик принесли? – официант послушно кивнул, - Не нужен он нам, забирай, что же я, как немощная старуха буду пользоваться колокольчиком, когда хочу сходить на горшок?! - паренек поднял с пола предмет и исчез за дверьми.
- Спят и видят меня в свинцовом гробу, малолетние педики! – Карго сочно орала на закрывшиеся за официантом двери, - Я каждого из вас еще до смерти затрахаю, и пяти минут никто не выдержит! – и внезапно остыла.
- Сегодня ты сделаешь меня счастливой, - Карго хитро посмотрела на Ф, - Да ты и сам будешь черт знает где. Я ведь не какая-нибудь… Гоч!!! Хватит трахаться с этой медсестрой, поуважай себя! – дверь открылась, и на пороге появился охранник, в белоснежно чистой сорочке, черных брюках, причесанный и очень опрятный.
- Простите, что заставляю ждать, она не хотела лезть в ведро, понадобилось добавлять порошок. Потом ее так вспенило, что пришлось долго дуть на пену. Но все обошлось. Двигайтесь ближе, господин Четырнадцатый!
Теперь Ф точно знал, чье это лицо. Он вспомнил все одним махом: сборище психиатров, человека с теплыми руками. Это он. Просто волосы зачесаны назад.
Ф пододвинул свое старое кресло к столу. Они смотрели на него взглядами родителей, чей ребенок принес из школы самую высокую отметку. Гоч взял бутылку, выдернул пробку, разлил по бокалам коньяк и вздохнул:
- За Биоотель, мы его так  долго строили, он выпил много нашей крови, но мы им гордимся, - Карго и Гоч одним махом осушили бокалы. Ф, пригубив немного, понял, что выпивка ему нравится и в три глотка допил напиток.
- Кушай, - Карго