хотя бы сомнительная польза от сведенной спазматически вселенной, от этого её спазма в данном положении вещей? Наверное, нет. Ведь люди любят повоевать. И лишение их подобной утехи может пагубно сказаться на привычках людей в виде их деградации и полнейшего морального разложения. Всплеск эмоций эгрегоров человечеств становится невозможным, вследствие невозможности применения ими, группами людей и целыми человечествами эффективных и зрелищных видов вооружения и разумные цивилизации просто зачахнут на корню, случись такое.
Конечно, можно повоевать и с помощью каменных ножей и топоров. Но, где гарантия, что эффект принесения этими нехитрыми инструментами по лишению человеческих жизней и нанесению максимального человеку вреда, тоже не аннулируется? Да и эффективность этого эффекта тоже не высока. Не тот эмоциональный всплеск. Не та энергизированность. Не та категория и не тот класс развлечений!
61.
Другое дело, когда по тебе строчит пулемёт, в небе горят осветительные ракеты, сам ты весь ползёшь по минному полю, а навстречу тебе выкатываются вражеские танки, поддерживаемые цепью автоматчиков, когда у тебя закончились патроны, совсем нет гранат, штык-нож по недосмотру не выдали ещё на призывном пункте, а сам ты весь уже изранен и не надеешься уцелеть в той мясорубке, в которую ты попал по недосмотру родителей.
Вот это развлечение! Это - прикол! Для тех, конечно, кто со стороны вражеских позиций смотрит на тебя в бинокль и гадает, доползёшь ты до следующего ряда колючей проволоки, чтобы израниться о её острые шипы ещё больше, или тебя уложит снайпер до того, как ты успеешь составить и отправить ноту протеста в межгалактическое сообщество по правам человека в связи со скотским состоянием "взлётной" полосы в иные миры! "Взлётной" полосы, естественно, которой является нейтральная земля между рядами окопов схватившихся в смертоносном клинче враждующих армий.
Так думал Коврижкин, глядя на недовзорвавшийся корабль с алмазами, пока альверянин улепётывал, куда глаза глядят, а Притвора того альверянина догорала за горизонтом, вздымая к небу, с зависшим в нём недовзорвавшимся и недосгоревшим "Пламенем", оранжевые языки пламени.
Тем временем, которое мы сейчас тщательно описываем в этой главе, пирегойские учёные вовсю подключали питательные элементы и батарейки к только что сконструированной ими, противоколлаптической установке. По их мнению, наращивание количества силы противодействующей сжатию вселенной могло привести к положительному результату. Простота же данной антиколлапционной установки заключалась в том, что установка была тем же самым аппаратом, что и подверг сжатию пространство физической вселенной. Учёные лишь перебросили клеммы, питающих установку, элементов питания с плюса на минус, а с минуса на плюс. И такая нехитрая операция заставила заработать коллапсатор в обратном режиме. То есть, в режиме "наоборот".
Во всяком случае, плоды последних усилий опомнившихся пирегойских ядерщиков и видели Коврижкин с чужедальным Принцем на Драгомее.
Зато не видела горящего, а вернее чадящего пламенем "Пламени" Безбашенная, посланная отважными землянами, как известно, для развала драгомейской экономики. Вооружившись земным флагом и, расталкивая бесцеремонно попадавшихся на пути альверян и фомальдегаусцев, она упорно продвигалась к назначенной ей цели - высокой водонапорной башне, придвигающейся к ней всё ближе по мере её продвижения вперёд.
Пули отскакивали от панциря с тем же эффектом, с каким отскакивает горох от стенки. Магнитное поле, окружающее панцирь Таньки, отклоняло все выпущенные в неё сгустки плазмы. Дезинтеграторы не брали Таньку, так как она оглушала дезинтеграторщиков ударом кулака по голове ещё до того, как те успевали выстрелить. Единственное, что немножко мешало ей, так это противотанковые "ежи" и противотанковые рвы. Но и их успешно преодолевала отважная девушка, раскидывая с помощью хитроумных приёмов сумо вражеские доты, дзоты и прочую военно-тактическую мелочь.
Перед самым входом в водонапорную башню Танюха столкнула кабинами два вражеских бронескока. А потом, не дожидаясь, пока те рухнут на землю, догнала ещё один и свалила его, дёрнув последнего за его куриную лапку. Можно, конечно, было продолжить развлечение, но Танька понимала, главное, наиважнейшее в любой войне это водружение знамени на самой высокой точке вражеской территории. Отчего-то вражье знамя, развевающееся над любой численности воинским подразделением, действует, как мгновенно отрезвляющий фактор на умы самых высших чинов этого подразделения и заставляет все их мысли устремиться к подписанию акта о капитуляции. Таковы непреложные законы психики генералов и маршалов в войнах и ничего с этим не поделаешь. История прямо пестрит фактами о подписании капитуляционных документов именно после водружения такого знамени над вражеской территорией и против статистики, как говорится, не попрёшь.
Когда штаб КОВПСРОА вышел на связь с Середой, даже Кондратий уловил эти волны.
- Семёныч, - позвал он майора, - Эти, как их, штабные с тобой связаться хотят.
- Слышу, Кондратий, слышу, - сказал разведчик, поворачивая мысленно воображаемую ручку настройки пси-связи, чтобы лучше слышать штабных коллег, всех этих канцелярских крыс с их блокнотами, бланками, пишущими ручками и скрепками.
- Предлагаем телепортироваться в штаб для получения наград, - прозвучало в открытом сообщении.
- Вот приставалы, - пробурчал мысленно, пси-связически Середа, но, к счастью штабисты не расслышали его, - не могут обойтись без того, чтобы не оторвать человека от работы на самом интересном месте работы.
- Это, каком же таком месте, Семёныч? - поинтересовался Кондратий.
- Месте Победы, Кондраша! - с некоторым пацифизмом, как показалось Кондратию, откликнулся коллега. - Мы же с тобой сейчас триумфируем, а они мешают.
- Я ж говорил, пора линять из Земной Гвардии, - проворчал Придуркин. - В ней только все и думают о карьере. А воевать и некому.
- Ещё одно упоминание о дезертирстве и я предам тебя анафеме, - пригрозил майор. - Знаешь, что такое "предать анафеме" на сленге разведчиков? - поинтересовался он.
- Ну, "предать" - слово мне знакомое, - сказал Придуркин, плотоядно ухмыляясь. - Я не единожды размышлял над его значением и даже медитировал над ним. Всё нужно испытать в жизни, - сказал он совсем уж загадочно.
Середа лишь косо посмотрел на Придуркина.
- "Предать анафеме" на языке разведчиков, - сказал Середа, - значит, расстрелять коллегу без военного трибунала за предательство и безнравственно-вероломное поведение. Скажи спасибо, что я тебя давно знаю, а то бы уже... Одним словом, не расстреливаю я тебя, Кондраша, чисто по знакомству. Устав, конечно, я тем самым нарушаю, но - в пределах, допустимых в таких случаях, законов человеческого фактора. То есть, Кондраша, я - тоже человек, хоть и разведчик, и ничто человеческое мне потому не чуждо. Даже - твоя, Кондраша, жизнь!
- Ну, Семёныч! Ну, ты и даёшь! Расстрелять меня задумал, своего закадычного дружка и подчинённого! Да я тебя, можно сказать, из Бараклиды спас, а ты в пределах допустимого допускаешь мысль в свою голову, Семёныч, о моей, так сказать, преждевременной, с помощью тебя, Семёныч, кончине. Опомнись, Семёныч! Что ты понимаешь в вопросе дезертирства, если ты никогда его не изучал. Ведь дезертир, майор, такой фрукт, что может дезертировать, как вперёд, так и назад. Ты слышал, что-нибудь о двойных и тройных агентах?
- Да я сам такой..., - заикнулся, было Середа, но тут же прикусил язык. Однако Кондратий не заметил оплошности командира. - Я хочу сказать, - сказал майор, - что у нас в КОВПСРОА все сплошь тройные и более агенты. Вербовка направо и налево, перекрёстным и квадратно-гнездовым способом сплошь и рядом практикуется, как в нашей разведке, так и в любых других разведках мира и потому тройное агентство уже как бы и не престижно, до смешного банально. Чтобы удивить свою возлюбленную, требуется нечто большее, этакое, понимаешь, изощрённо-вычурно-чарующее. В общем, в стиле агента проституирующего направо и налево.
- Вот блин, Семёныч! - оторопел Придуркин. - Не ожидал я таких слов от тебя! Ты мне всегда казался достойным для подражания примером. А теперь я до того презираю тебя, что тобой восхищаюсь!
Середа скромно потупился.
- Это ещё что, Кондратий. Мы с тобой достигнем немыслимых высот в плане вероломства и предательства, помянешь моё слово.
И тут Кондратий проснулся. Он и не заметил, как уснул, намаявшись за день, на самом интересном месте совместного митинга с пирегойцами. Он взглянул на майора, выступающего в данное время перед пирегойцами и советующего им добить, забаррикадировавшихся в других складских помещениях, чешуйчатников, пока те не опомнились от первоначального шока и не организовали тактически грамотное контрнаступление.
- Размажьте их по стенкам, ребята, - советовал Середа.
А потом он взглянул на Кондратия.
- Семёныч, - позвал его слабым голосом Кондратий, - На каком месте начался мой сон? На том, где ты являешься предателем Земной Гвардии? Или том, где ты десятерной агент, гордящийся своим послужным списком агента. Агент являющийся агентом всех самых крупных, враждующих между собой армий?
- Чтоооо!!! - взревел майор. - Да ты знаешь, что делают с такими, как ты провокаторами?
- "Предают анафеме", - заученно сказал Придуркин.
- Как это? - не понял Середа.
- Расстреливают, - пояснил Кондратий. - Без суда и следствия и даже без военного трибунала, скорого на расправу.
- Где ты такой ереси нахватался, Кондраша? - озабоченно спросил Середа и приложил руку ко лбу подчинённого. - Уж, часом, не заболел ли?
- Не, Семёныч, - тряхнул головой Кондратий. - Сон мне приснился.
- Нельзя спать в бою, паря, - нахмурился майор. - Враг не дремлет и так и выжидает, чтобы, кто-нибудь из бойцов противостоящей армии уснул. Мы не должны, Кондраша, радовать противника. Это кредо каждой действующей в меру сил армии. Максимум дискомфорта и переживаний для врага - вот мерило истинного воинского искусства и тактического мастерства любого бойца любого из соединений нашей армии.
- Не знал, Семёныч. Думал, это мы развлекаемся.
- Одно у нас развлечение, Кондраша. Это получение зарплаты, наград, званий и выход на пенсию. Других не предвидится...А теперь отправляемся на Землю. Нас хотят видеть в штабе.
- Зачем, товарищ майор?
- Не знаю,
