Шиш вам, а не Землю!.. (юмор, фант-ка, роман)

Коврижкина и его в край оборзевшее неприличное место и высказалось в том смысле...
 
Ох, не хочется повторять высказанное. И, тем более, не хочется вникать в смысл этого высказанного!.. Тем более, что неподалёку от громоздящегося на полу срамной грудой Коврижкина, валялись следы его недавнего и ещё большего, чем описанное здесь нами, преступления: клочки изорванной им и, как он неколебимо до сих пор считал, к месту (наверное - мягкому) применённой газеты с героически несгибаемым и многообещающим названием.
 
В любое другое время Коврижкина за подобные вольности и свободомыслие расстреляли бы на месте без суда и следствия. Но в данное время Михалыч, видимо, был чем-то уж слишком озабочен, чтобы придавать значение такому пустяку, как изорванная и вымаранная Коврижкиным героическая газета целого эсминца.
 
Скорее всего, Михалычу сейчас было, вообще, плевать на все войсковые СМИ и именно поэтому он заорал, как буйнопомешанный:
 
- Бееееееееееееееееее... гом! В строй... Арш!
 
Естественно, Коврижкин, не привыкший перечить начальству, мигом подхватился на ноги и, подпрыгивая на одной из них, выскочил из туалета, как известный крейсер "Белая Звезда", однажды выскочивший из одной нехорошей и очень Чёрной дыры.
 
Вскоре Коврижкин стоял в строю. Михалыч тоже был тут как тут. Важно прохаживаясь вдоль первой шеренги и поглядывая на гвардейцев, как акула на планктон, он прокашлялся.
 
- Для чего рождён солдат? - всё в той же, нагоняющей страх, манере говорить громким хриплым шёпотом, спросил Михалыч.
 
- Солдат рождён, чтобы умереть! - гаркнули, как в одну глотку, 499 человек.
 
- А перед тем как умереть, что должен сделать солдат?
 
- Убить врага! - прокатилось по рядам.
 
- Убить насмерть, придурки! - крикнул Михалыч и бросил взгляд на запястье, где красовались наручные песочные часы - последний писк моды. - После того как вы пообедали и повергли врага наземь, вы должны убедиться, что враг мёртв. Понятно, сволочи? - Песок в миниколбах фельдфебеля был распределён равномерно, что указывало на полдень. - Сейчас вы мне покажете, как умеете воевать, лежебоки. Мы опускаемся на Драгомею.
 
По рядам пронёсся вздох разочарования. А кто-то даже хихикнул.
 
- С кем же там воевать? - поинтересовались из строя. - На Драгомее одни жабы, да комары. Пусть они и размером со слона.
 
Михалыч нахмурился
. 
- Три часа назад на планету высадился десант фомальдегаусцев, - сказал он. - А в окрестности Драгомеи стягивается флот альверян. Эти две империи, чёрт бы их побрал, заключили союз. И теперь они желают только одного: стереть гелиосцев, то есть нас, в порошок.
 
- А зачем фомальдегаусцам порошок? - выкрикнул из строя молодцеватый новобранец с оттопыренными ушами и только что начавшими пробиваться усиками. - Что обычно делают чешуйчатники с таким порошком? Ответьте мне, пожалуйста, если можете. Уж очень хочется знать. Прямо невмоготу. Заранее благодарен.
 
Не в меру разговорчивого и любопытного быстро осадили, саданув ему в бок локтём. А потом ещё наподдали в промежность ногой, обутой в тяжёлый армейский башмак.
 
- Стереть в порошок гвардейцев - дело нехитрое, - сказал негромко, но так, что слышали все, один старослужащий, долговязый малый с глубоко посаженными крысиными глазками, очень подошедшими бы, на взгляд Коврижкина, любому фомальдегаускому шпиону. - У нас всего-то два эсминца... А у них?
 
Старослужащий был в новеньком скафандре, отобранном, скорее всего, у "молодого" и старых, стоптанных шлёпанцах на босу ногу.
 
- Сто десять, - невозмутимо ответил фельдфебель. - И что с того?
 
- А то... Может, сдадимся? - предложил какой-то новенький. - Я слышал, чешуйчатники и альверяне пленных хорошо кормят. Перед казнью.
 
Слишком умничающего салапета навернули. Но теперь - с другой стороны.
 
- Кормят не пленных. А кормятся пленными, - пояснил великодушно старослужащий Крысиные Глазки. - Альверяне питаются такими глупышками, как ты. И очень даже от этого толстеют.
 
В задних рядах послышался разноголосый, приглушённый стон, завершившийся звуком падения сразу нескольких тел. 



53. 


- Ну вот... С этой зеленью всегда так, - посетовал фельдшер, неспешно направляясь в задние ряды.
 
По пути фельдшер пытался вспомнить то, чему его учили на трёхчасовых медицинских курсах, которые он к тому же проспал. А, именно - какие меры следует принять, если кто-то падает в обморок.
 
И, как бы он не ломал голову, выкручивая себе мозги и пытаясь вспомнить то, чего никогда не знал, на ум из хорошо зарекомендовавших себя идей в деле спасения военнослужащих приходили только клизма и зелёнка.
 
Вот только он не мог вспомнить, которое из этих, запатентованных в его понимании, средств следует выпивать, а каким делать уколы.
 
И потому к тому времени, как фельдшер подошёл к первому нагло и бесстыдно распростёршемуся на палубе новобранцу, он не придумал ничего лучшего, чем пнуть лежачего ногой в бок.
 
И, как ни странно, такая мера возымела действие. Обморочный очнулся, вскочил на ноги и, козырнув по всем правилам, представился:
 
- Рядовой Иванов. Прибыл из обморока.
 
- В строй, каналья! - взвизгнул, брызгая слюной, фельдшер, который, к его собственному сожалению, не был фельдфебелем, но таковым себя ощущал и уж точно мечтал когда-нибудь подняться до вершин такой немаловажной армейской должности. - И скажи спасибо, дегенерат, что недавно я дал клятву Гиппократу.
 
- Спасибо, - козырнул, спасённый искусным фельдшером, новобранец.
 
Но в строю не поняли.
 
- Кому спасибо? - спросили.
 
- Гиппократу, сволочи, вот кому. Потому, что он - че-ло-век. А вы - дерьмо. Пушечное мясо, - пояснил Михалыч за фельдшера, толком не ведающего, что такое Гиппократ и потому поставленного вопросом в тупик.
 
- Гиппократ был клёвым пацаном, - сообщил Коврижкину вполголоса веснусчатый парень и которого Перепёлкин видел как-то раз неподалёку от полкового писюара. - Он лечил от триппера.
 
- А он, что, под артобстрел попал? - так же тихо поинтересовался Коврижкин у нового знакомого.
 
- Кто?..
 
- Не придуряйся. Этот, как его... Пандо... крат.
 
- С чего ты взял? - сильно удивился веснушчатый и полез в карман за жвачкой-суррогатом.
 
- Ну, ты же сам сказал: он был.
 
- Он сам был и сам умер. Без снарядов, скандала и пороха. Заболел старостью и склеил ласты, выражаясь по-псевдонаучному.
 
- Понятно. Повезло парню, - вздохнул Коврижкин. - Он уже умер, а нам только предстоит это сделать.
 
- Ррразговорчики! - прикрикнул Михалыч. - Одеть бронепрыги. - Фельдфебель цвиркнул под ноги длинной струёй липкой слюны. - Вы что о себе возомнили, недоумки?! Старослужащих тоже касается. Не вздумайте, - он погрозил кулаком в сторону сбившихся перепугано в кучку военнослужащих, у которых ременные бляхи обвисали чуточку сильнее, чем у остальных, - не вздумайте посылать бронепрыги порожняком. Сам проверю, чтобы в каждой из этих великолепных машин сидело по идиоту. Если что не так...
 
И Михалыч снова принялся гонять кулаком воздух.
 
Его здоровенный и тяжёлый, словно налитый свинцом, кулак описывал крутые дуги в воздухе, выполняя роль немого предупреждения всем, кто ещё только собирался не выполнить его приказы.
 
- Да ладно тебе, командир. Мы, что, не понимаем? - буркнул Крысиные Глазки, которого Коврижкин вначале, да и сейчас тоже, принял за альверянского шпиона.
 
И боец Крысиные Глазки с явной неохотой потащился к дверям ангара, за которыми стояли в ряд сотни бронепрыгов - Боевых гвардейских бронированных, индивидуального применения, машин (БГБИПМ).
 
За долговязым потянулись остальные "дедушки". Или, как их ещё называли уважительно и почтительно комдивы и комполка — "старички".
 


Дедовщина в элитных подразделениях Гелиосской Звёздной Гвардии вообще-то была явлением малоизученным и новоприобретённым, тайно внедрённым, скорее всего инопланетным разумом для первичной деградации и последующего развала Земной непобедимой во всех других случаях армии.
 
В штабе действующих войск знали, что старослужащие, то есть те, кому оставалось до конца службы с гулькин нос, выпендривались так, что даже у многочисленных генералиссимусов Гелиосской Гвардии вставали на старчески плешивых головах волосы дыбом, когда им приносили свои рапорты и отчёты, измученные донельзя деятельностью "старичков", бывалые и битые фельдфебели и унтер-офицеры.
 
В подобных рапортах указывалось, что "старички" отбирают у молодёжи сигареты, оружейное масло, лягушачью и кабачковую икру. А так же - коллекционные сигары и дорогой коньяк. После отбоя заставляют молодых кричать сколько "дедам" до дембеля осталось. Молодые драят старослужащим скафандры, смазывают бластеры и вообще угождают повсеместно, как могут, а за это неблагодарные "деды" их называют унизительно "салабонами", "салапетами" и "воинами аннигиляционного вещества не нюхавшими".
 
Кошмар какой-то, да и только. Но это только начало.
 

В учебном бою, совсем обнаглевшие старослужащие наловчились, придавив педаль газа бронепрыгов кирпичом, посылать боевые машины порожняком на вражеские позиции. И пока условный враг обстреливал мчащиеся к нему пустые машины из стоствольных пулемётов, старички, травя анекдоты, во весь рост подбирались сбоку к траншеям неприятеля и забрасывали их звуковыми усиленными гранатами. От взрыва гранат бойцы "вражеской" армии на какое-то время глохли и их целыми дивизиями брали в плен.
 
Нарушение устава и всех воинских приказов было явным. Потому что по уставу бойцы земной гвардии обязаны наступать на врага только строго фронтально. А по приказу - героически погибать в бою.
 
Нарушая сразу и устав и приказ, гвардейцы-старички попадали в "штрафбат". Но штрафбат был условным, поэтому свежепровинившихся мягко журили, объявляли им общественное порицание и возвращали в действующие части. Потом всё повторялось.
 
В общем, любой старослужащий задолго до того, как вчистую демобилизоваться из частей звёздной гвардии, накапливал в послужном списке несколько "судимостей" по серьёзным статьям вперемежку с благодарностями и орденами. И, если его не калечило всерьёз в учебном, не всамделишнем бою и не разрывало на части своим же шальным снарядом в последний день перед