выслушать длительные пояснения. Конечно, я мог бы ограничиться парой слов о чём тут долго говорить? но тогда ведь вам же самим бу-дет неинтересно. Потому что ваша догадливость, снимаю перед ней шляпу, на этот раз оказалась как бы помягче выразиться не совсем на должной высоте, хотя во всех иных случаях, я в том ни капельки не сомневаюсь, она приносит своему обладателю неоспоримый успех, а с ним и бесчисленные знаки уважения. Но только не сегодня!
Дело в том, что… Нет, лучше начну с начала и рас-скажу всё по порядку. Потому что рассказ, начинающийся из середины я уже не говорю о нетерпимой ситуации, возникающей, когда начинают рассказывать с конца с по-хвальным намерением поскорее подвести слушателя даже не ad media rex, а сразу к естественным выводам, а тот, бедняга, ничего понять не может не производит должно-го впечатления на тех, кому небезразличны скрытые поршни, невидимые пружины и прочие мелкие детали, ко-торые нельзя посчитать совершенно уж необходимыми для уяснения сути дела, но без которых всякое, даже самое та-лантливое, повествование кажется сухим и почти безжиз-ненным.
Дедушка нынешнего короля жизнелюбивый Альфарон (да упокоит Господь его душу!) был не только знаменитым охотником и яхтсменом, но ещё и обладал несомненным величием характера. Поэтому он решил, что королевский дворец (мне больше нравится слово «палаццо») будет вы-глядеть намного величественней, если надстроить сверху ещё несколько этажей. Желательно в модерном стиле. Тщетно умоляли его архитекторы, и вообще простые люди с неиспорченным вкусом, не портить знаменитый памят-ник средневекового зодчества. Король мыслил прямоли-нейно и не любил отменять свои решения, даже если позже и приходил к разумному выводу, что ранее слишком ув-лёкся, или, если называть вещи своими настоящими име-нами, дикую чушь сморозил.
Быстренько разобрали крышу, которая успешно про-служила много лет и намеревалась столь же беспорочно служить дальше. Понимающие мастера со слезами на гла-зах выламывали дубовые стропила, эти надёжные рёбра опрокинутого корпуса корабля, успешно отражающего своим крутым днищем разрушительные потоки ветра и ливней. Чтобы ускорить стройку, черепицу просто сбрасы-вали вниз. Уцелело совсем немного пластин, и жаль, по-тому что сейчас делать такие больше не умеют и уже нико-гда не научатся.
А потом на Альфарона снизошло благодатное прояс-нение, а может быть помогли ссылки на Витрувия и Бра-манте, и он приказал немедленно прекратить глупое строи-тельство. Так что модерн не состоялся, но рукотворный пролом наверху остался всё же слишком велик. По такой причине непогода быстро довершила недоброе дело, и ку-сок промокшего потолка рухнул прямо в тронный зал как раз в момент судьбоносного визита лондонского послан-ника. При этом катаклизме удачливый сэр отделался со-всем незначительными, на мой взгляд, ушибами, но отно-шения с Великой Британией были испорчены навсегда. С тех пор в торжественном помещении без больших помех гуляет свежий ветер, и плесень, если где и обнаруживает-ся, то только в совсем потаённых местах.
Конечно, Витрувий и Браманте были не при чём. Про-сто нетерпеливому Альфарону стукнула в голову интерес-ная мысль использовать заготовленные для верхних эта-жей кирпичи на строительстве маленькой Большой китай-ской стены. Она должна была опоясать его фамильные владения и тем самым защитить их от всяких нежелатель-ных вторжений со стороны дурно воспитанных соседей. Материала хватило ровно на двести восемь метров. Уни-кальный оборонный фрагмент в гордом одиночестве вы-сился посреди широкой степи и, действительно, ни разу не был взят штурмом в лоб, что доказывает непревзойдённое мастерство инженеров и добросовестность каменщиков. Туристы до сих пор очень любят фотографироваться на этом месте, но, к сожалению, не обращая внимания на ок-рики сторожей, каждый норовит увезти с собой кусочек на память. Поэтому к нашим дням от непробиваемой стены осталось совсем немного, и недалёк тот грустный момент, когда она окончательно исчезнет из поля зрения сильно тем разочарованных потомков.
Гиперион ещё раз окинул тоскливым взором помеще-ние и подумал, что хорошо было бы кликнуть слуг и, топ-нув ногой, приказать им навести порядок. Но слуг у короля не осталось. Раньше были, но когда им перестали платить жалованье (это после того как последний министр финан-сов с последним мешком денег сбежал в Америку), они тоже быстренько разбежались, и теперь даже трудно ска-зать, кто бежал быстрее министр или челядь? Мне поче-му-то кажется, что их скорости были примерно равны. Ко-нечно, с тяжёлым мешком бежать было неудобно, но ведь и благонравные слуги тоже не с пустыми руками удали-лись. Каждый прихватил с собой на память какой-либо по-лезный предмет: серебряный подсвечник, премиленький столик из чёрного дерева с перламутровыми инкрустация-ми, широченный шёлковый балдахин или хотя бы позоло-ченную ночную вазу.
Не знаю, нужно ли объяснять кому, что слуги по са-мой своей природе довольно дрянной народец независимо от того, кому они служат народу, монарху, правосудию или просто отдельной фигуре, имеющей средства и жела-ние обзавестись незаменимыми помощниками (всё это моя личная точка зрения, и, если я не прав, то никому её навя-зывать не собираюсь). Мне думается, что даже недолгое состояние в почтенном сословии прислуживателей разви-вает разве что только лень и наглость и делает душу чело-века мелкой, как рыбное блюдо, и податливой, как высу-шенная морская губка.
Один разумный человек утверждал, что это очень глу-по без особой необходимости окружать себя мало при-годными к созидательной работе человечками, которые, угождая тебе, одновременно тихо презирают тебя же и за то, что приходится угождать, и за то, что временами видят тебя в исподнем. В связи с этим не могу не вспомнить сло-ва Гёте: «Для камердинера не существует героя. И не по-тому, что герой не герой, а потому, что камердинер ка-мердинер». Но, объективности ради, вынужден честно признать, что сами слуги о своём самоотверженном труде намного более высокого мнения, чем я, беспристрастный наблюдатель человеческих достоинств и несовершенств. Именно это высокое мнение заставляет их при каждом удобном случае заниматься посильным самовознагражде-нием, поскольку лишь они сами могут оценить по досто-инству свои нелёгкие и полезные усилия.
Много чего унесли слуги, но, к счастью, совесть не позволила им тронуть библиотеку все три книги как стояли на полке, так там и остались. Это были: «Основные законы нашей процветающей страны» (в переплёте кроко-диловой кожи), «Полное собрание прописных истин» (тон-чайшая кожа морского угря) и редкое издание популярного труда «Как поумнеть дураку» (кожа буйвола, очень тол-стая). Гиперион сунул их за пазуху и положил себе нико-гда с ними не разлучаться, потому что в жизни всё может пригодиться.
Почему бы мне не отправиться в странствия? по-думал король и отправился в странствия.
2.
Ему даже не пришлось менять внешность, поскольку народ в лицо своего повелителя не знал. Это потому что на носу у Гипериона Пеликена вечно торчал неудалимый прыщ, с которым показываться народу было бы просто не-вежливо. Известно ведь, что на прыщ короля все обращают внимание, а на прыщ простолюдина не больше, чем на са-мого простолюдина. Гиперион народу никогда не являлся, и поэтому ему совсем легко удалась неузнаваемость.
В ближайшем городке нашему путешественнику сразу же бросились в глаза расклеенные повсюду плакаты. Очень красивые. На одних было написано:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА ГАРРИ ФЛИНТА, У КОТОРОГО
СЛОВО НИКОГДА НЕ РАСХОДИТСЯ С ДЕЛОМ !
А на других:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА МИСТЕРА ДЖОНА СИЛЬВЕРА,
У КОТОРОГО
ДЕЛО НИКОГДА НЕ РАСХОДИТСЯ СО СЛОВОМ !
Что здесь происходит? поинтересовался Пеликен.
Вы что не знаете, что через месяц состоятся выборы в парламент? Видать, вы иностранец.
Не совсем, сморщил нос Пеликен, но всё равно любопытно. Никогда не знал, что в этой стране есть пар-ламент.
И мы не знали. Но теперь говорят, что есть, или должен быть, или вскорости будет. Потому что слуги ко-роля Гипериона небось слыхали о таком? разъяснили нам, что долой самодержавие и теперь пусть управляют кухарки.
Странник поглядел в «Основные законы». Там было сказано, что при утомлённом унитарной системой народе можно ввести для разнообразия многопартийный парла-мент. Никому он сильно мешать не будет, а необходимую видимость создаст.
А управлять кухарки умеют?
А что тут уметь? Взял, сколотил колесо. Сел, пока-тил эх хорошо!
Пеликен, он же Гиперион, отвернулся и незаметно вытащил из-за пазухи книгу «Как поумнеть». Раскрыл и прочитал: «Говори всё больше прибаутками. Сойдёшь за своего». Пришлось достать «Прописные истины».
И впрямь не боги горшки обжигают, продолжил разговор король. Но ведь и так бывает, что метил в воро-ну, а попал в корову.
Верно, захохотал собеседник, я вижу ты со-всем неглупый парень. Пойдём выпьем.
Почему бы и нет, ответил Пеликен, чувствуя, что ситуация становится всё более забавной. А веселиться от души Гиперион и любил и умел.
Когда выпивали, в трактир зашёл тонкий молодой че-ловек в чёрных очках и длинном до земли пальто, тоже чёрном.
Нужен один грамотный человек с хорошим почер-ком, объявил он. Есть подходящая работа.
У Гипериона был очень хороший почерк.
Возьмите меня, предложил он. Хоть я не хан крымский и не папа римский, но, может быть, сгожусь.
А ты умеешь речи писать? спросил хлыщ, неодоб-рительно глянув на прыщ. Тут дело серьёзное, большие деньги крутятся. Всё-таки выборы!
Эх, была бы шуба, а блохи сами заведутся, дал ко-роль свою оценку избирательной кампании.
Гарри Флинт оказался могучим детиной килограммов этак на сто двадцать. Спереди его украшала широченная лысина, успешно заменившая практически отсутствующий лоб, а сзади не украшало ничего. Очень выигрышная, если спереди, внешность, даже несмотря на огромные волоса-тые ручищи, а может быть благодаря именно им. От всей фигуры кандидата в народные избранники веяло силой и благополучием. Про него было известно только, что теперь он управляет какой-то партией с не очень ясной програм-мой, а до этого управлял каким-то банком. Так уж случи-лось, что банк лопнул, и это сильно отразилось на состоя-нии банкира в сторону увеличения. Конечно, после этого для приличия пришлось посидеть в тюрьме, но это было недолго и не без удобств. Такие люди вызывают уважение.
Мне нужна речь, сказал он, зажигательная речь, с которой я завтра выступлю перед избирателями, в основ-ном ветеранами войны и героического труда. Я должен объяснить этим горемыкам, что голодают они исключи-тельно по вине таких недостойных личностей, как Джон Сильвер, и призову их отдать свои немощные голоса од-ному только мне и моей заботливой
