Незамеченный Таити

ребят с воли ( в основном, из детского дома, потому что детей из «нормальных» семей родители в такие места обычно не отпускали) для того, чтобы устраивать соревнования по футболу, перетягиванию каната, шахматам и всему тому, что хоть в какой-то степени могло заинтересовать как уголовников с малолетки, так и детдомовскую безотцовщину. В детской колонии был хороший спортивный зал, большая игровая площадка и два поля для игр. Было также несколько кружков, один из которых – авиамодельный – особенно нравился как Моцарту, так и Николаю. В нем они и познакомились. Знакомство это быстро, как почти всегда и бывает в детстве, переросло  в крепкую мальчишескую дружбу – наверное, самую настоящую из всех видов дружб. Так продолжалось три года, вплоть до того дня, когда Николая усыновила американская семья Хьюз.
Расставание оставило неизгладимый след в душе того и другого. Своим детским умом они интуитивно понимали, что расстаются навсегда – где была Белгородская область, и где Америка, куда увозили Николая? Тем не менее, в последующие четыре года переписка их поддерживалась довольно активно. Николай, который к тому времени окончательно стал Ником, писал Михаилу о том, какая она – Америка, а Михаил, к тому времени вспоминавший свое настоящее имя только во время вечерней поверки или очередного судебного процесса и даже сам себя давно называющий Моцартом, посвящал Ника  в перипетии своей молодой, но уже окончательно не сладившейся с законом жизни, в которой он все выше поднимался по воровской иерархической лестнице. В первые два года переписки письма от Николая приходили на чистом русском языке, но потом все чаще в них начали проскальзывать английские (точнее, американские) выражения и обороты. К концу четвертого года Моцарт почти перестал понимать, о чем писал ему Ник. Ник же, в свою очередь, почти забывший родной язык, тем более не научился российской фене, из которой на 90% состояли письма Михаила. Потому письма между ними стали все реже – порой одно за полгода, а порой и за год ни одного. А потом, на целых десять лет переписка  оборвалась совсем. Тому было много причин: Моцарт с малолетки пошел по взрослым зонам, некоторые из которых были очень далеки не то, что от почты, но и от человеческой цивилизации вообще, а Ник поступил в Военно-воздушную Академию - со всеми ее режимами секретности, нерекомендованности нежелательных знакомств и прочей, присущей жизни военного, часто необъяснимой с точки зрения гражданского человека, глупости. Закончив Академию, Ник стал стремительно расти по службе, что тоже ограничивало его в выборе друзей и знакомых, потом начались полеты в Антарктиду, откуда далеко вообще до всего, ну и все такое.
И вот, год назад, совершенно случайно (если считать случаем то, что давно запланировано в нашей судьбе Всевышним) Михаил, только недавно освободившийся после очередной отсидки, наткнулся в интернете на одно сообщение с антарктической станции. Сообщение было на английском языке и в первое мгновение никак не зацепило сознание Моцарта. Но, то ли слово «airplane» (так и не осуществленная им детская мечта), то ли «McMurdo Station in Antarctica» (а Антарктида вообще была его тайной болью – не скажешь же на зоне, что ты хочешь побывать в Антарктиде, засмеют!), то ли славянское, заметно скуластое лицо на фотографии в репортаже, но что-то определенно заставило его остановиться на этой статье. Что-то вернуло сознание к началу сообщения, а потом заставило нажать на функцию «Перевести» и в корявой русской интерпретации прочитать его полностью. В сообщении приводилась короткая биография одного американского летчика Ника Джереми. Но когда Герман прочитал название города его далекого детства и узнал, что настоящее имя  пилота было Николай Еремеев, что-то крепко сжало его сердце. Так, значит, Николай сумел осуществить обе их совместные мечты – и об авиации и об Антарктиде. И снова что-то больно сжало сердце Михаила, но только это была уже другая боль. Что помогло Николаю так красиво достичь всего, чего достичь хотели они оба? Может, то, что его увезли в эту далекую Америку? А может, все же что-то другое?  И что помешало ему - Михаилу? То, что он окончательно стал Моцартом (Михаил почти с ненавистью произнес сейчас про себя эту кличку, которая в его окружении теперь давала ему очень немалый вес). Или тоже что-то другое?
Михаил стал искать в Интернете всевозможные адреса, так или иначе содержащие в себе слово Антарктида, и отправлять по ним е-мэйлы. Написал он и обычное, бумажное письмо, просто указав в адресе «Антарктида, Станция Мак Мердо, Нику Джереми (Николаю Еремееву)». Какое из его писем, в конце концов, достигло цели, он не знал, но только однажды на его компьютер от Ника пришло письмо. Оно опять было написано по-русски, хоть и английскими буквами. Конечно, это уже был не тот живой, детский, с прихлебыванием, недоговорками и междометиями язык, на котором они с Николаем болтали в детстве. Теперь это был тщательно выученный заново в Академии русский с явным американским прононсом, типа «я имел прочитать ваше письмо» или  «я помню, как мы мечтали в моем детстве». Как будто они не мечтали вместе об одном в таком же, одном на двоих, детстве! И, тем не менее, переписка между ними возобновилась. Конечно, это уже не были те горячие мальчишеские письма, которые летали когда-то над океаном в бумажных конвертах – небольших от Михаила и длинных, желтоватого цвета от Николая. Теперь это была почта двух взрослых мужчин со сложившейся у каждого судьбой. Ник говорил, умело не вдаваясь в подробности, о своих успехах по службе, описывал, опять-таки без детализации, красоты Антарктиды, рассказывал о своей жене и о том, что скоро у них должен родиться сын, крестным отцом которого предложено было стать Михаилу. А Моцарт рассказывал скорее о том, что с ним могло бы быть, чем было на самом деле. После авиации и Антарктиды, которых сумел достичь Николай, ему не хотелось рассказывать о том, чего сумел достичь он. Вскоре Михаил получил от Ника официальное приглашение посетить Америку. Конечно, Америка не очень приветствует на своих берегах гостей с биографией, подобной биографии Михаила, но с помощью друзей Моцарт сумел подготовить бумаги для своего гостевого визита в таком ракурсе, который устроил американского консула. Причем, настолько, что он поставил свою разрешительную  резолюцию на бумагах Михаила на целый год почти без колебаний. Михаилом уже были заранее заказаны (чтобы подгадать к рождению Еремеева-младшего) билеты на самолет - туда и с открытой датой обратно, как вдруг внезапно переписка оборвалась. Михаил писал, но Ник на письма не отвечал.
По извечному российскому умению оправдать непонятную ситуацию – почта плохо работает, e-mail попал не по тому адресу, Ник улетел в дальнюю командировку и не может оттуда написать, да и вообще, мало ли причин могло послужить тому, что нет ответных писем – Михаила это еще не слишком обеспокоило. Но когда прошел намеченный срок рождения сына Николая, на котором Моцарт должен был быть крестным отцом, а тот так и не объявился, Моцарт забеспокоился уже не на шутку. Пришлось поменять билет на самолет, перенеся вылет на месяц позже. Потом еще на месяц. Моцарт не мог понять, почему на его е-мэйлы не может ответить жена Николая? Ему и в голову не приходило, что у Ника и его жены могут быть разные почтовые ящики в электронной почте, и Наташа, не зная пароль Ника, попросту не могла проверить его почту.  
Когда прошел еще месяц, Моцарт решил лететь, уже не дожидаясь ответа. В конце концов, он знал адрес Ника в Сан-Франциско. Теперь он почти не сомневался, что там, в этой чертовой Америке, с его другом что-то случилось.
Наташа встретила Михаила в аэропорту.
Она сразу узнала его. Если он и изменился внешне, то, в целом, судя по тем фотографиям, которые показывал ей Ник, общей узнаваемости своей не потерял. На тех нескольких фотографиях, они, положа друг другу на плечи – один одну, другой другую - руки, в свободных  руках держали самостоятельно сделанные ими кордовые модели самолетов. Михаил только стал худее и сильно вырос вверх.
Наташа подошла к нему и просто спросила:
-Вы Михаил?
Михаил улыбнулся в ответ:
-А вы Наташа?
Он пожал ей руку и ткнулся было эту руку поцеловать (кто их знает, может, у них в Америке так принято?), но, не делавший этого никогда, остановился в своем намерении и кашлянул.
-А где же Николай? – спросил он. – Он, чертяка, совсем забыл про меня, что ли?
-Ник умер, - сказала Наташа.
-Ум... Как умер?.. Он же приглашал меня крестить сына, - произнес Михаил, словно факт крестин как-то мог изменить вдруг открывшуюся ему ситуацию.
-В Антарктиде. Прилетел после трудного рейса и умер.
-А сын?
-Что сын? – не поняла Наташа.
-Сын родился?
Наташа улыбнулась.
-С сыном все, слава Богу, в порядке. Позавчера ему исполнилось три месяца.
-Как три? Зачем же я тогда прилетел?
-Вы правильно сделали, что прилетели, - успокоила его Наташа. – Он ведь так до сих пор и не крещен. Пойдемте в машину, я отвезу вас в гостинницу. Простите, что я не приглашаю вас на то время, что вы здесь будете, поселиться у меня, но вы должны меня понять.
-Да будет вам! – произнес Михаил, укоризненно посмотрев на Наташу. – Неужели вы могли подумать, что я, даже попроси вы меня об этом, согласился бы сейчас остановиться в вашем доме?
-Спасибо, что вы поняли меня, - сказала Наташа.
Они ехали в машине и молчали. Проезжая мимо моста «Золотые Ворота» (он виделся вдали слева) Михаил, чтобы хоть как-то рассеять это тяжелое настроение, спросил:
-А вы были когда-нибудь на этом мосту?
Наташа улыбнулась. Его бестолковый вопрос как-то сразу упростил обстановку.
-Чему вы улыбаетесь?
-Как же я могла не бывать на этом мосту, если я живу здесь с шести лет?
-Вы курите? – спросил Михаил.
-Нет, - ответила Наташа. - Но если вы хотите закурить, пожалуйста, курите.
Михаил закурил.
-В каком отеле вы решили меня поселить? – спросил он.
Наташа чуть притормозила.
-Я, знаете, не очень богата, - неловко начала она. – Сами понимаете, еще вся эта история с Ником... Правительство, конечно, обещало назначить пенсию, но пока что...
-Подождите, - перебил ее Михаил. – Я что-то не очень понимаю - вы что, хотели поселить меня за свой счет, что ли?
-Ну вы же мой гость.., - начала Наташа.
-Фу-у, - тяжело выдохнул Михаил.
-Что такое? – спросила Наташа.
-Это же надо такое подумать, - сказал он. – Вы что тут, в своей Америке, с ума посходили все, что ли? Да чтобы я... да еще за счет женщины... жены друга!...
-Вдовы друга, - поправила его Наташа.
-Короче, - сказал Михаил – везите меня в самую дорогую гостинницу, которая только есть недалеко от вашего дома, а там разберемся.
-Самую дорогую? – вскинула Наташа на Михаила свои темные вразлет брови. – Вы знаете, какие здесь цены?
-И знать не хочу, - твердо сказал Моцарт. – Просто везите и все.
-Но вы уверены?...
-Уверен, - не дал договорить ей Михаил. – Чтобы Моцарт жил...
-Ах, да, я вспомнила, - весело вспомнила Наташа, - именно так вас и называл Ник.
-С детства как-то приклеилось, - смутившись, произнес Моцарт, не желая особо вдаваться в происхождение этого своего, давно уже ставшего не вторым, а первым и основным его именем. – Так в какой отель вы меня везете?
-Ну, если вы так настаиваете непременно на самом