Незамеченный Таити

причин, которыми оправдывают люди свою тягу к убийству. Но хватит и этих пяти, насчет остальных просто поверьте мне на слово. А теперь вспомните эти причины, посмотрите на Кеммлера, и ответьте мне, которая из них, исключая, конечно, последнюю – об утешении близких, которых, между нами, у убиенной им Матильды Зиглер не было – была разрешена казнью этого человека?
Как вы теперь сами могли в этом убедиться, мой несравненный господин Стоковский, когда человека казнят, то убивают только его физическое тело. Сам же казненный не изменяется при этом акте ни на йоту. Некоторые, как, например, наш знакомец Кеммлер, став тем, кем он есть теперь – назовем его нынешнее состояние для большей понятности астральным, это сейчас модное слово, его суют в хвост и в гриву, хоть далеко не всегда и представляют, что хотят этим сказать -  поддерживают это свое астральное состояние за счет пока еще физически живущих людей, бессознательно, а иногда и сознательно одержимых тем или иным пороком.
-Но для чего им нужно поддерживать это состояние? – перебил Отто Герман.
-Просто потому, что после этого состояния им прийдется познать следующее – но уже на более высоких сферах, где надо будет держать ответ за свои деяния, совершенные в  земной жизни. И потому пусть вас не удивляет,  что ни в Америке, ни в Нигерии, ни в других странах, где существует смертная казнь, преступления не только не уменьшаются, но чаще всего даже и увеличиваются. Теперь вам причина этого явления должна стать вполне понятной. Вы сами видите, что человека нельзя убить. Об этом очень толково сказал один мой знакомый Браман. Его звали Чаттерджи.
-Что же он сказал?
-Нуар! – мягко окликнул Отто Сару, казалось, полностью поглощенную солнечными ваннами.
«Нуар? Почему Нуар? – не понял Герман. – Ах, да! Это ведь сон. Что ж, пусть называет ее Нуар».
Сара (или Нуар, как вам будет угодно), лениво, как разомлевшая пантера, повернула лицо к Отто.
-Будьте добры напомнить нам те слова, что я имею в виду и которые мне так нравятся.
Сара прикрыла глаза, потом открыла их и произнесла, видимо, дословно, цитату из трудов неведомого Герману индийского философа:
- «Казня  убийцу,  вы распоряжаетесь  только  его физическим телом;  он остается живым в самых низших сферах невидимого мира, со  всею  своею  ненавистью  и  со  всеми своими страстями.  Он делается опасным более, чем в своей тюрьме.  Когда он был заключен, он мог влиять  на  других  только  силою  своих  дурных мыслей;   теперь  он освобожден не только из тюрьмы, но даже и из своего физического тела.  С быстротою мысли он переносится из  одного  места  в другое,  овладевая  дурною  волей, направляя к преступлению тех, которые питают   мысли   ненависти   или   мщения.    Следовательно,   истребляя преступников, вы этим только увеличиваете число преступлений».
-Спасибо большое, - поблагодарил Отто Сару, которая снова закрыла глаза и предоставила свое совершенное лицо дальнейшему воздействию благотворных солнечных лучей и ловких рук  Федерико. Герман с тревожным неудовольствием обратил внимание на то, что поэт, хоть и был гомосексуалистом, постепенно перенес область своих массажных усилий со ступней Сары в более высокие области, и тщательнейшим образом уже обхаживал щиколотки и углубления под ее коленями.
-Как видите, все довольно просто, - сказал Отто, снова обращаясь к Герману, который только невероятным усилием воли заставил себя отвернуться от наблюдения за этими  похотливыми пасами испанца.
-А за что казнили Мистера Зеро? – спросил Герман, скорее в стремлении отвлечь свои мысли от Сары-Нуар и Федерико, нежели из, естественного в данном случае, любопытства узнать ответ на этот необычный вопрос.
-Пусть он сам вам и расскажет, за что, - ответил Отто, переводя взгляд на Мистера Зеро, тем самым предлагая тому рассказать, как все было.
-Что тут рассказывать, мистер Вольф? – усмехнулся Мистер Зеро. – Вы ведь и сами знаете, что меня казнили по ошибке.
-Как так, по ошибке? – не понял Герман. – Я, конечно, слышал, что такое случается, но, честно говоря, всегда был уверен, что преступники, говоря о своем осуждении по ошибке, лукавят.
-Ха! Лукавят! – воскликнул Мистер Зеро. – Скажите, попросту врут!
-Но...
- И что вы думаете? Чаще всего и врут. Но я не вру. Здесь вообще никто не врет, - обвел Мистер Зеро глазами пляж. – Я действительно был казнен по ошибке. Меня обвинили в убийстве, которого я не совершал. Все сложилось самым невогодным для меня образом, все улики были против меня. К тому же, моя репутация профессионального картежника немало повлияла на решение присяжных.
-Неужели никак нельзя было доказать свою невиновность? – спросил Герман.
- Вы никогда не задумывались над тем, - задал вопрос Мистер Зеро, -  что никогда невиновность, равно, как и виновность, нельзя доказать со стопроцентной уверенностью? И, в сущности, всех, казненных на Земле за всю ее историю так или иначе можно отнести к категории казненных по ошибке? Попросту потому, что не существует абсолютно точной системы доказательств вины или невиновности человека в совершении преступления.
-Но ведь есть свидетели?
-Их можно подкупить или запугать.
-Обвиняемый до самого конца будет доказывать свою невиновность!
-Можно заставить его признать свою вину при помощи обмана, наркотиков, психотропных препаратов, под пытками, в конце концов!
-Существует масса способов экспертизы – графологическая, дактилоскопическая, генная – что мне вам говорить? Вы лучше меня знаете, какая еще.
-Данные любой экспертизы можно подделать.
-Но ведь на вашем процессе были присяжные?
-Уверяю вас, все они были замечательными людьми, и все они добросовестно заблуждались, искренне полагая, что при таком море улик против меня никто другой просто не мог совершить то убийство, за которое меня потом и казнили. А виновной оказалась тетка убитого из Оклахомы, на которую никто и не думал.
-Хорошо, пусть так, - сказал Герман. - Но вы сами говорили, что ток пришлось включать дважды. Неужели, после того, как вы остались живы после первого разряда, ни у кого не возникло мысли - а может так получилось неслучайно – то, что с первого разряда вас не убило током? Может, не просто так судьба оставляет вас жить?
-Хм, - усмехнулся Мистер Зеро. – Уильям! – крикнул он угрюмо глядящему в даль океана Кеммлеру. После неудавшейся попытки совершить убийство в астральном мире его в игру больше не приняли, и он скучал теперь в одиночестве, сидя в стороне от всех.
Кеммлер обернулся на зов.
-Мистер Кеммлер, будьте добры подойти к мистеру Вольфу.
Кеммлер живо вскочил и с неприятной заискивающей улыбкой, при которой из бороды видны были его желтые зубы, подбежал к шезлонгу, на котором, полузакрыв глаза, блаженствовал Отто.
-Слушаю, мистер Вольф!
-Мистер Вольф хотел, чтобы ты рассказал нам вкратце, как прошла твоя казнь? Все-таки, ты был первым! Подробностей дела рассказывать не надо – не выношу, когда в деле столько крови! – только процесс. Как он готовился, были ли адвокаты, ну и сам процесс, только, пожалуйста, без остановки на подробностях.
-Тогда по порядку, - с готовностью сказал Кеммлер, продолжая смотреть на Отто. – Начну с Альфреда Саутвика.
-Разве он присутствовал на вашем процессее? – приотрыв глаза, спросил Отто.
-Нет, - ответил Кеммлер. – Но я посчитал нужным сказать, что этот зубной врач первым обратил внимание на то, как безболезненно и быстро убило током одного старого пьяницу, когда он коснулся оголенных проводов генератора на городской электростанции. Человеколюбивый Саутвик подумал, что недурно бы попробовать электрический ток в качестве обезболивающего при зубных операциях. Ну, вы меня понимаете...
-Продолжайте...
-Когда дантист рассказал о своих мыслях сенатору штата, тот, в свою очередь, подумал, что, если электричество безболезненно, то почему бы не попробовать использовать его для совершения гуманной и легкой смерти?
-Можешь пропустить десять лет споров сторонников и противников этой теории и приступить сразу к казни, - брезгливо произнес Отто.
-Разрешите, я все же упомяну еще о Томасе Эдиссоне, - попросил Кеммлер.
-Упомяни, только не начинай с того, что он открыл первую в Нью-Йорке электростанцию постоянного тока.
-Нет, я хотел вспомнить о тех милых животных – нескольких собачках и кошках - которых сэр Эдисон заманил на медную пластину, на которую было подано напряжение в 1000 вольт переменного тока, и вспомнить, в каких муках погибли бедные зверюшки.
-Для чего ему это было нужно? – спросил Герман, невольно представив себе страдания невинных тварей.
-Таким наглядным образом сэр Эдисон доказывал своим конкурентам преимущества гуманного постоянного тока перед изуверским переменным, - пояснил Кеммлер.
-Давай уже про казнь, Билли, и заканчивай! – не выдержал Мистер Зеро.
- Дальше, когда все спорщики, сторонники и противники более или менее пришли к единому мнению относительно гуманности смерти при помощи электричества, все пошло быстро и  малоинтересно. Эдвин Дэвис, электрик той тюрьмы в Оберне, в которой меня должны были казнить, испытал  модель электрического стула  - она была весьма близка к той, на которой позже отправили в мир иной вас, Мистер Зеро - использовав для этого куски свежего мяса. А шестого августа на место мяса посадили меня. Когда меня шарахнули первый раз и меня не убило, помощник палача, мистер Джордж Фелл радостно воскликнул по этому поводу: «Да этому парню совсем не было больно!». Можно подумать,  будто это в него разрядили 1000 вольт, что позволило ему сделать  вывод, больно мне или небольно. Пришлось казнь повторить.
-Видите? – взглянув на Германа, произнес Мистер Зеро.
-Когда через меня пропускали ток повторно, сильные мужчины теряли от этого зрелища сознание и падали без чувств. Так, во всяком случае, писала потом «Нью-Йорк Геральд». Зато Альфред Саутвик – помните зубного врача, с которого все и началось – заявил в тот день, что «Сегодня мы все взошли на более высокую ступень цивилизации!». Но ближе всех к истине оказался мистер Джордж Вестингауз – он перед тем долго и безуспешно нанимал адвокатов, которые могли бы мне помочь. Он после всей этой экзекуции надо мной, сказал: «Топором бы у них получилось лучше…». И я в этом с ним полностью согласен! Если бы малышка Матильда, из-за которой меня отправили на электрический стул, на моих глазах мучалась так, как мучался потом я, - я бы, наверное, сразу вслед за ней умер от разрыва сердца.
-Спасибо, мистер Кеммлер, - сказал Отто, тем самым давая понять первому казненному на электрическом стуле, что он может идти.
Кеммлеру не пришлось повторять намек дважды, он сразу встал и вернулся на свое одинокое место на берегу, где вскоре снова углубился в созерцание океана.
Отто, не глядя на приемник, опустил руку, на ощупь нашел ручку с надписью «Volume» и сделал звук громче.
-Изумительное исполнение, - потянув из соломинки свой абсент, мечтательно произнес он. – Согласитесь, Нуар,  - обратился он к лежащей с закрытыми глазами Саре, которой Федерико уже массировал бедра, причем, самую тревожную их часть - внутреннюю, - с живым исполнением Энрике не сравнится ни одна из его записей.
-А эта запись чем плоха? – спросил Герман. В музыкальных тонкостях он разбирался хоть и не очень глубоко, но, как