на страшных взрослых, повсеместно обратно перерождающихся в животных. Причём до такой степени хватила бы аккумулированная детская любовь через край, что стала бы изливаться обратно в мир людей. А они всегда оказываются к этому не готовы, прежде всего, потому что сами давно переполнились наработанным новым Злом. Самодвижущиеся куклы, в гротескном виде непонятно во что перевоплощающие давнее человеческое детство, казались заведомо более разумными и самодостаточными, чем сами живые люди. Было бы от чего подвинуться рассудком и самым стойким натурам, увидь они всё это в действительном свете и поверь!
Чем несчастнее и обездоленнее являлся когда-то ребёнок, тем отчаяннее и больнее оказывалась теперь его сублимированная душа, проглядывающая в реинкарнации его любимых игрушек, до отказа пропитавшихся ею. Наиболее значимым, а может быть и массовым сход таких кукол свифти на Землю происходит от детдомовцев, от полностью обездоленных деток. Они всю свою нерастраченную любовь и нежность к давно пропавшим мамам и папам буквально трансплантировали, вживили в неказистые и незамысловатые детдомовские игрушки. Да и в благополучных семьях мающиеся в одиночестве дети беззаветно и нежно любят не дорогие игрушки, а именно калечные, ущербные, ничем не выдающиеся, с оторванной лапой или обломанными ножками, именно этим и западающие в детское сердце, склонное видеть вот эту, истинную природу вещей и явлений. Сами в душе фактические калеки они и любить могут лишь изуродованное, сострадать начинают только искалеченному.
Чем ущербнее оказывался ребёнок, тем более живые и трепетные от него заводились куклы свифти, перевоплощавшие их беспредельную и безотчётную привязанность к несуществующей семье, к невидимым родителям. Тем бестолковее, а то и яростнее выражалась сублимация их несостоявшихся но по-настоящему великих чувств. Онкологические, обречённые детки, самые в этом страшном смысле «производительные» агрегаты по перевоплощению и навечному внедрению в этот мир безысходной скорби и бесконечных страданий для новых и новых поколений таких деток, истинных генераторов вселенной.
Гоша оказался одним из первых свифти, ставших неустрашимыми мстителями за погубленную душу ребёнка, с которым он провёл первые, самые невинные и ангельские годы его жизни. Медвежонок первым не просто сгорел в гнилом пламени отхожих мест человеческой цивилизации, а вернулся на Землю и стал воздавать по заслугам всем тем скотам, кто продолжал обижать создавшую ему новую душу маленькую девочку. Всепобеждающее чувство настоящей, детской любви сделало бывшую плюшевую куклу чрезвычайно похожей на человека и даже лучше, поскольку была создана кристальной ангельской душою ребёнка.
Хладнокровных убийц, поджидавших его Люсю в подъезде и на улице в кустах у обочины, набирающий полную силу медведь Гоша в две минуты разметал и передушил со вполне взрослой медвежьей основательностью. Никого не загрыз и не поужинал никем. Даже хвостами не связал, как Щелкунчик свиту мышиного короля, собиравшегося загрызть его хозяйку Мари. Большому плюшевому мишке это было ни к чему, да и хвосты у крысофилов почему-то исчезли, видимо втянулись от страха перед неминуемым возмездием. Маленький медвежонок Мими оборотившийся на этот час огромным и злым Гошей ещё до приезда Люси успел всех несостоявшихся убивцев сложить в небольшой импозантный штабель в придорожном кустарнике под разросшимся декоративным боярышником, в темноте приветливо мерцающим в ветвях сотнями разноцветных искорок-диодов. Только один бандитский нож слегка вспорол Гоше его правую плюшевую лапу на сгибе. Зато его девочка снова прошла домой, ничего не заметив. И до того крепко заснула, что не услышала поднятого утром по тревоге жильцов полицейского переполоха. А также натужного отъезда «Скорой», до отказа набитой чёрными пластиковыми мешками с хорошо упакованными там несостоявшимися её погубителями.
Поначалу они были довольно многочисленны - такие беспощадные схватки. Ни в одной из них бандитские ножи и заточки, применённые против хладнокровно нападающего огромного медведя, не имели никакого эффекта. Равно как и пули, которые осатаневший уголовник Мартиросян однажды всаживал в нападавшего плюшевого зверюгу одну за другой. Медведь только злее становился, больше и неотступнее. В конце концов, окончательно рассвирепевший Гоша вырубил всех до единого смертоубивцев, по приказу шефа открывших непрерывную охоту на сбежавшую от него невесту. Кто уцелел во встречных схватках, тех поднебесный супер-зверь разогнал куда подальше. Бандитский главарь Гайка Хачикович так даже в Москву от него удрал и там на правах второстепенного вальщика пристроился к какой-то второстепенной банде. Залёг на дно и принялся оттуда дожидаться часа последней мести отвергнувшей его девчонке. Но так и не дождался. Рок подкрался к нему совсем с другой стороны.
Гоша же незримой тенью продолжать ходить за Люсей, на глаза ей не показываясь, но и повсюду оберегая. А тень, как известно, почти всегда является отражением как будто забытого, но самого-пресамого важного и потому вернувшегося за своим оригиналом. В родную гавань. Потому как только в горнем мире ничто не имеет теней. Индейцы называют его страной вечной охоты, куда все мы уходим после жизни, чтобы потом вернуться за последней целью. «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет В тяжёлых нежных наших лапах?!».
Глава 5. Кружевные труселя одиночества
Громом посреди ясного неба заявилась пандемия коронавируса. В чём была, в том и нагрянула. Так спешила. Чума нового тысячелетия. Когда ковид впервые выявили в больнице, где работала Людмила Пирогова, всех четверых врачей с её терапевтического этажа наглухо заперли вместе с инфицированными пациентами, фактически обрекая на верную гибель всех до единого, поскольку никто не знал, что за страшная инфекция пошла гулять по всему миру, а теперь свалилась на их страну и в их город. Омоновцы оцепили тогда все лечебные корпуса больницы, никого не впуская и не выпуская. От внезапно парализующего ужаса, столбняком охватившего все вертикали госуправления, власть посулила по миллиону всем тем медикам, кто сумеет и сам выжить и пациентов вылечить. А спецназ наверняка тем временем получил приказ стрелять на поражение по выпрыгивающим из окон и разбегающимся врачам и пациентам, пока не разнесли непонятную заразу по всей округе. Никто же действительно не знал и не понимал масштаба начавшейся глобальной катастрофы и следовало любой ценой предотвратить расползание адского заболевания. Городская вечерняя газета опубликовала снимок четверых девушек-врачей: заведующей Инны, Люси, Алины, Яны. На нём они, взявшись за руки, стояли в окне оцепленного спецназом больничного корпуса. Внизу снимка надпись: «Такими они уходят в бессмертие!». Людмила только успела поговорить по телефону с родителями и дочкой, заранее попрощалась. Даже обмолвилась: «Вот был бы Мими жив, со мной бы такого не случилось! Я просто уверена!».
Впрочем, вскоре у неё появилось впечатление, что Мими всё-таки выжил и находится где-то здесь, поблизости от неё. Изо всех сил веником отметает от неё заразу. И что чума, устрашившись неведомого врага, уже замешкалась и остановилась в нерешительности. Люси с подругами-врачами словно действительно под чьим-то незримым покровительством сумела и сама выбраться из разверзающейся под ногами бездны и пациентов спасти. Даже обошлась без ещё не поступивших аппаратов искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). Помогли запасы сильнодействующих антибиотиков и высочайший профессионализм медиков. Обещанный миллион Люси получила не сразу, а последней из легендарной четвёрки врачей, сходившей на разведку в бессмертие. Осаду спецназ снял, но саму больницу бесповоротно назначили базовым ковидным госпиталем региона.
Как обычно, власть не спешила выполнять со страху данные людям обещания, к тому времени проведённые через Думу и получившие законную силу. А затем попыталась резко спустить свои обещания на тормозах, попросту замотать их, отговариваясь якобы временным отсутствием наличных средств на соответствующих счетах. Не дождавшись обещанного, Люси сама пошла в минздрав. Там устроила чиновникам разнос и пообещала добраться с жалобой до президента. В результате хоть и последней, но всё-таки получила от власти обещанный лимон. Помог конечно не президент, а кто-то куда могущественнее его. Наверно тот, с веничком.
Зато, победив вирус, врач Пирогова выработала у самой себя стойкий иммунитет к суперзаразе, вселенским цунами навалившейся на страну. Его она всякий раз тщательно по косвенным признакам вычисляла, укрепляла, фиксируя у себя стабильно высокий и стабильный уровень сатурации. Дома пришлось срочно спасать от ковида отца и мать. Справилась она и тут. Помогал в этом и навык юности, когда приходилось спасать своего любимого медвежонка Мими, разорванного почти в клочья каблуком её первого возлюбленного дурака. В сущности, она всех спасала как Мими. Её самоотверженной любви, умения и заботы хватало на всех. Наверно теперь и вправду подходила бы очередь самого Мими отвечать тем же, спасать всех вокруг, если бы он каким-либо образом и вправду смог перезапуститься в этот мир.
Промежуточный финиш в жизни врача Людмилы Пироговой произошёл несколько позже. Аппаратов ИВЛ на всех перестало хватать. Антибиотики фактически закончились. Пневмония, вызванная неуловимым вирусом пандемии ковида, косила людей и в самом деле пачками. Умирающие пациенты лежали повсюду - в палатах и всех коридорах, даже на лестничных площадках. На пике всего этого кошмара к врачу Пироговой в её переполненное сущим кошмаром отделение, в критический момент пандемии поступает на излечение не кто иной, как её бывшая сватья-баба-Бабариха, а именно тётка Наталья, сумевшая недорого сорвать с Люси настолько прикипевший к ней венец безбрачия. Подобные хитрые совы в недавнем прошлом составляли реальную конкуренцию бандитам в торговле и использовании живого товара, юных девушек. Эти брачные гиены, долго не мудрствуя, не кликушествуя, не завывая лукавых молитв приворотов, просто и незатейливо, по старинке умели быстро и надёжно пристраивать девчат и даже выдавать замуж. Легко и небрежно сбывали с рук любую бесприданницу, просто и незатейливо наживаясь при этом, потому что при достижении такого результата ошалевшие на радостях родители обычно уже не скупились.
Если по основной профессии и по уровню развития Наталья всю жизнь как была, так и оставалась всего лишь клинером из пивбара, то по истинному своему призванию заслуживала безусловного уважения - необыкновенно профессиональная сводня из народа, промышляющая гарантированным снятием венца безбрачия с каких угодно девочек, даже замухрышек. Красавицы же, вроде Люси, расходились у неё словно горячие пирожки. Просто умела она это делать, как никто! Есть такая профессия – сводить людей, нос к носу, попа к попе! Причём, строго в этой последовательности. В другой – ничего не срасталось от слова «совсем» и сразу. Работала спокойно и деловито, выхватывая и отбирая нужные
