"Опять дурацкие вампиры!.."

сяких-то потомков солнца, и прочая и прочая. Словом, первый подлинный император майя. Который затем почему-то был свергнут своим же сыном, и его имя было, типа, вычеркнуто из всех хроник, и все записи, даже высеченные на камнях, были посрублены…
Ага, я тоже не поверил в эту хрень. Тем более, что по их словам выходило, что всему этому добру почти двадцать шесть веков. Что за чушь – да ведь тогда даже и Иисус Христос ещё не родился! Какие уж тут майя… Ладно, мне-то что с этого!
По поводу успешности нашей миссии распили мы с дружищем Джонни ещё бутылочку, да другую, которую я приберегал как раз на такой случай, пока наши-то корпели над переводом и толкованием. Да и порасспрашивал я его, пока всем было не до нас, а пары алкоголя, как это изящно формулируют поэты, развязали ему язык.
Немного же мне это дало. Старина Джонни, похоже, был тоже не при делах – только и сказал полезного, будто слышал как-то, что император этот был похлеще Гитлера, и поэтому его биография, и роль в истории становления майя, и ценится Эдом столь высоко – он, типа, диссертацию об этом защитил. А теперь ищет подтверждения.
Ну и бред. Или – трёп.
Но вот, на третий день, археологи остались своей расшифровкой, вроде, вполне удовлетворены, и уже никто внутрь-то лезть нам не запрещал. А точнее, меня-то с оставшейся «портативной» аппаратурой даже вежливо так попросили обследовать всё это помещение. Так сказать, лично.
Ну, разумеется. И все наши физики, с милостивого разрешения Эда, тоже припёрлись туда. Хотя особо интересного от этой спартанской простоты уже никто не ожидал.
Скажу вам честно: теснота, полутьма, каменные стены коридоров и проходов, огромная дыра в потолке, там, где произошёл обвал, да и двадцатифутовая яма с обмазанными асфальтом, и словно новенькими, кольями, отнюдь не способствуют спокойствию духа.
Пока моя сладкая парочка «землекопов» потела, протаскивая любимое оборудование в камеру, я имел возможность всё вокруг хорошенько осмотреть.
И, ох, не понравилось оно мне. Опять некстати вспомнились слова мамули о покойниках. Дескать, не надо бы тревожить их покой… Ну, да что уж теперь-то говорить, когда сам, фактически, и привёл всех сюда.
 
В камере археологи взялись за саркофаг. Землекопы помогли им аккуратно приподнять и положить на пол крышку. Смолу, или какую-то асфальтовую мастику, герметизировавшую стык, они расковыряли до этого вручную.
Я, после того, как мои освободились, использовал их по назначению: обошёл весь периметр камеры с излучателем, и монитором. Ребята пыхтели, но таскали беспрекословно. Я только смотрел. Но уже больше никаких полостей, заделанных коридоров, или секретов, не нашлось. Поэтому часа через полтора я сказал, чтобы поставили носилки в угол, и отдыхали, а сам присоединился к нашим. Все они с действительно огромным интересом пялились, как медленно, и даже как-то торжественно, профессионалы вскрывают слои мумифицированных тряпок, и фотографируют то, что открывается после каждого слоя.
А всего их набралось семь – слоёв, в смысле.
Мумия, когда её обнажили, не имела на себе ни украшений, которых так ждали мы, ни богатых одежд, на которые рассчитывали археологи. Вообще – ничего.
Эд был опять в шоке – нагая мумия! Такого никогда не было в его практике. Да и в практике других: уж если парень настолько значителен, что для его, как говорится, упокоения, сооружают такое каменное (!) надгробие в чуть ли не миллион тонн, да защищают такими сложными лабиринтами и ловушками, просто странно, что его самого не снабжают всем тем, что может понадобиться в загробной жизни лицу его ранга и статуса: украшениями, предметами быта и роскоши. Наконец, убитыми рабами… Вот викинги не скупились – хоронили вождя прямо в его корабле, да со всем добром, и жёнами!
Ну да это уж на совести майя.
Сам покойник оказался так себе – небольшой. Мужик как мужик. Голый. Выглядел лет на пятьдесят. Кто-то предложил вынуть его из саркофага – ну, парня этого, то есть, и поискать под ним: может, под саркофагом есть ещё какой проход. Такого я не предвидел, и пришлось ещё раз браться за наш излучатель, и осматривать весь пол.
Нет, ничего в полу не оказалось. А потолок  мы уже осмотрели раньше. Так что все просто толпились, как стадо баранов, по пространству камеры, чесали в затылках, да строили предположения – одно глупее другого. Тут-то меня и цапнуло что-то за шею.
Чисто инстинктивно я по ней хлопнул.
Что-то размазалось.
Когда поднёс руку к лицу, оказалось, что кровь, и что-то чёрненькое: какой-то москит, что ли. Я его при ударе раздавил в труху… Фу, гадость. Руку вытер о штаны.
Эд, когда я чертыхнулся, и он узнал, в чём дело, единственный отнёсся к укусу серьёзно.
Приказал сразу выйти наружу, и в аптечке у дока Неда намочить вату спиртом и протереть укус – а то может воспалиться. Тропический же климат! Тут расчёсанный укус запросто может привести к заражению крови!
А ещё он и кто-то из его коллег вспомнил Говарда Картера и лорда Карнарвона. Поскольку делать мне в гробнице было уже практически нечего, (Как, впрочем, и всем моим физикам!) я воспользовался этим, чтобы вылезти из гнетуще давящей на мозг дыры. Впрочем, сильно действовавшей, как я заметил, не только на меня, но и на как-то притихших и словно сбившихся в кучу, поближе к выходу, землекопов, и действительно пошёл к доку. И примазал всё спиртом.
И пока док ходил к шкафам с медикаментами, примазал и внутрь этого самого спирта. (Вот уж действительно забористая штука!) После этого мне даже было наплевать, что док мне что-то всобачил в руку – какой-то антибиотик, что ли. Сказал я ему, стало быть, спасибо за трогательную заботу, и попёрся в нашу палатку с научным барахлом.
Связь у нас там была через спутник.
Ну, залез я через нашу тарелку в интернет, и чёрт меня дёрнул посмотреть про этих двоих, про которых археологи-то говорили.
Вот блин. Понятное дело, то, что я узнал, меня совсем не обрадовало. И я срочно выпил ещё – уже из своих и Надиных запасов. Продезинфицировался, так сказать. А поскольку я уже выпил, то то, что всё вокруг поплыло, как в кривом зеркале, и в ушах зашумело-зазвенело, меня вначале не насторожило.
Однако на то, что часа через три шея раздулась и покраснела, внимание обратить-то уж пришлось.
Потопал я на заплетающихся снова к доку. И стало меня трясти, как в лихорадке… А тут и Надя, увязавшаяся со мной, стала причитать, да за голову хвататься. Док, смотрю, кинулся к Лесли и «доценту». Ну, думаю, труба дело.
Температура полезла, и задыхаться я начал. Вырвало меня кислятиной какой-то. И сполз я со стула куда-то прямо на пол…
Плохо помню, что было дальше. И Нед, всё что-то мне вкалывающий, да «абсцесс» на шее через «дренаж» пытающийся вывести, ничего сделать не может: ситуация – ну прямо как с бедолагой поваром! Сами понимаете, оптимизма я особого не испытывал. Тогда МакАллистер и вызвал по рации частный вертолёт, и меня с одним из наиболее сознательных охранников, универсальной кредиткой, и пачкой наличных денег отправили прямо в Гватемалу, в их лучший госпиталь. Ничего этого я уже не помню – отключился. В вертолёте, вроде, ещё раз вырвало меня… Или нет?..
Честно: не помню. Провалился в чёрную вату…
 
В себя я пришёл уже только там, в госпитале.
Всё как в тумане плывёт, и все лопочут что-то по-испански, и сестра, и врач, а я лежу, моргаю на них – баран-бараном, а вот родного-то языка так и не выучил. Мамочка всегда общалась с нами только на английском – чтобы, значит, произношение не испортило нам карьеры – не знаю уж, какую карьеру она имела в виду…
Ну, потом пришёл в палату мой заспанный провожатый, рассказал – что да как.
Оказывается, делали мне даже две операции, чтобы удалить абсцесс, и ещё какую-то фигню, которая вылезла после его удаления… Что без сознания я провалялся двое суток. Что была у меня даже клиническая смерть – все уж думали, что я присоединюсь к повару.
Не присоединился. Честно говоря, чувствовал я себя не так уж плохо, только радио всё время мешало – и думать и слушать. А когда я попросил сделать его тише, или выключить, все только переглядывались. Может, подумали, что у меня не всё, типа, в порядке с головой-то, глюки начались. Ну, я и заткнулся. Ладно. Тогда, в первый-то день, я и сам ничего толком не понял. Да и голова сильно кружилась… Почти сразу снова заснул.
Проснулся ночью. Вокруг – тишина. Лежу в палате один, подключён к каким-то  аппаратам. Похоже, искусственного кровообращения. Ладно, шут с ним. Значит, так надо. Помогают они, аппараты эти.
Потому что чувствую я себя – отлично.
Ну, то есть, действительно – отлично. Голова ясная. Дышится легко. И даже есть не хочется, хотя не ел три дня…
Но удивило меня другое. В палате совсем темно, даже окно занавешено, только пара-тройка лампочек светятся на каком-то приборе, а я всё отлично вижу. И когда оглядываюсь – словно у меня глаза сблокированы с фонарём каким: все углы, куда ни посмотришь – ярко освещаются, и видно всё: ну то есть правда – всё: до мельчайших подробностей!
Я закрыл глаза, полежал, подумал. Попробовал ещё раз – и точно: вижу в темноте, наверное, похлеще кошки. И такие детали и мелочи, что видны, наверное, только каким-нибудь беркутам, или, там, грифам…
Я понял, что дело в этом чёртовом укусе – что-то… странное, наверное, этот гад москит мне всё же впрыснул. Оно и чуть не убило меня, и сейчас, судя по работающим аппаратам, ещё действует. Может, когда их отключат, всё и пройдёт?.. Однако я шуметь, или звать кого не стал.