ученые из проекта «Н» называют картами. На первый взгляд, вся эта нанесенная на бумагу путаница разноцветных окружностей и неправильных пятен, похожих на кляксы, более всего походила на мазню умалишенного, дорвавшегося до кистей и красок. И только много времени спустя, он освоил технику особого чтения, в которой главными были не глаза, а чувства. И сейчас он почувствовал, глядя на бешеное буйство красок. Сознание будто проваливалось в бездну. Глубже, еще глубже. Будто проходит сквозь какие-то огромные, переливающимися всеми цветами радуги кольца. И уже в глубине, на пределе чувств, четко увидел пульсирующую огнем реку вулканической магмы, отчего-то воспринимая ее, как вену наполненную живой кровью.
Да, он сможет. Вернее, не он один, а вместе со своим вторым пилотом, унтерштурмфюрером Вальке. Как было принято в боевых частях, командир тоже должен был летать. Как только командир перестает сам вести парней в бой, все… пора на штабную работу. В свое время даже рейхканцлер Гейдрих, будучи группенфюрером СС и начальником Главного управлению имперской безопасности в качестве офицера запаса ВВС, принимал участие в боевых вылетах люфтваффе. Вначале как стрелок-радист на бомбардировщике, затем как пилот штурмовика в ходе кампаний против Франции, Норвегии и СССР. Это отвечало представлениям Гейдриха об идеальном офицере СС, который не только сидит за рабочим столом, но и участвует в боевых действиях. После того, как в 1941 году самолет будущего канцлера был сбит восточнее реки Березины и Гейдриха (от плена или смерти, спасли лишь вовремя подоспевшие немецкие солдаты) Гиммлер личным приказом запретил ему участвовать в боевых действиях. Кто знает, как бы пошло развитие истории, если бы он погиб, или того хуже, попал в плен.
Как и все пилоты проекта «Н», Рейс имел задатки, которые потом развились в умение безошибочно чувствовать момент перехода по лей-линиям. Еще после аудиенции в Вевельсбурге у рейхсфюрера СС, решил, что сам возглавит спасательную экспедицию. Немалую роль в этом решении сыграли и две последующие встречи в Марией Орсич. Оберфюрер положил лист с картой на стол, отвернулся от Вигманна. Взъерошил рукой короткие седые волосы, почувствовав, что краснеет при мысли о женщине.
— Ты уже сообщил Вюсту? — спросил он профессора.
Тот кивнул:
— На счету каждая минута! Он уже едет к Гиммлеру.
— Дорабатывайте детали, я пойду в ангар и проверю подготовку аппарата к вылету. Сразу звони мне, Карл, когда будут новости от шефа!
Рейс решительно направился к двери, но, пройдя по коридору, махнул рукой адъютанту, а сам свернул налево к своему кабинету. Он подошел к столу, поднял трубку телефона и на мгновение замер. С базы невозможно позвонить куда-либо, минуя коммутатор, на котором дежурили сотрудники СД, ну или почти никуда и почти никому. Офицер набрал многозначный необычный номер и замер, считая протяжные гудки. Женский голос, от которого сердце вдруг захотело вырваться из груди, а лоб покрыла испарина, ответил после четвертого.
— У него получилось! Мы взяли пеленг, и я смогу вести по нему хронролет. Но мы можем не успеть, если будут обычные бюрократические согласования…
— Вы успеете! — ответила она.
Глава 40. Ты враг, но я без тебя не могу…
Домой все возвращались уже почти в темноте. Сергей в сумерках не рассмотрел выступающий из земли узловатый корень и, споткнувшись, упал, крепко приложившись плечом о старую сосну. Шли кучкой, впереди Лопатин, лучше всех знавший окрестности заимки, за ним — дочь с Леной, позади — потирающий ушибленную руку милиционер. Маша шла за отцом словно во сне. Делала шаг одной ногой, потом другой, переступала через ствол валежника, совершенно автоматически, не задумываясь, обходила вдруг оказавшееся на пути дерево. Слишком, слишком много всего случилось за последние дни. Необычного, страшного, не укладывающегося в сознании. Мозг студентки-материалистки, опасаясь перегореть, словно электрический прибор от пиковой нагрузки, отключился. Все окружающее будто скрылось от восприятия, лишь остались инстинкты, как у дикого животного. Ленка, шедшая рядом, наоборот, что-то горячо и сбивчиво говорила подруге, не умолкая ни на секунду, жестикулируя и оглядываясь на идущего позади мужа. Маша понимала, что всё это у нее от переизбытка эмоций. Ну что же, у каждого в голове своя защита встроена. Хорошо уже то, что похоже у всех она сработала. Происходящее вполне могло свести с ума. Кто бы мог подумать о таком еще несколько дней назад, когда она впервые увидела незнакомого парня с топором в руке у ворот заимки. Вспомнив про Юрия, девушка, не останавливаясь, обернулась назад.
Обершарфюр Кудашев, пилот особого отдела «Н», а теперь неизвестно кто, потерявшийся в совершенно чужом мире, прилично отстал. Шел погруженный в свои мысли. Все, что он мог сделать, сделал. Все, что обещал, исполнил. Оставалось только ждать. А ждать, да догонять, как известно, самое тошное дело. Неудержимо, приливной волной, нарастала гнетущая тревога. Источник опасности был очевиден. Его появление незаметным не осталось, а в Смоленске он наследил более чем сильно. Если и по началу вызывал он у местных специальных служб острый интерес, то после схватки с бандитами в результате которой пришлось, защищаясь убить и изувечить этих ублюдков, ловить его стали уже серьезно. Знали теперь, на что он способен. Хм…знали ли?! Возвращаясь в мыслях на ту тропинку за смоленской промышленной зоной, понимал, что все возможности разойтись с бандитами мирно, были исчерпаны. Если все повторилось, то он действовал бы точно так же. Ну, или почти так же. Наверное, стоило добить там всех.
Кудашев всмотрелся сквозь опускающуюся темноту в мелькавшие впереди среди кустов и деревьев светлые одежды спутников и вздохнул. Вот ведь как вышло. Сам того не желая, не имея выбора, втянул в свою историю этих людей. Василия Лопатина, Сергея с женой и Машу. С Машей было еще сложнее. Ее эмоции, которые после их ночи в университетском общежитии, он чувствовал, как свои, представляли дикую смесь душевных переживаний. Ненависть к его прошлому боролись со страстью, а недавнее спонтанное желание пристрелить из отцовского карабина мучительно соседствовало со все усиливающемся стремлением прижаться к его груди. Сам же Юрий уже и помыслить не мог жизни без девушки. Он почувствовал, странную не объяснимую тягу и влечение к ней, с того самого момента, когда впервые увидал Машино фото в рамочке на простенке Лопатинского дома. В который раз Кудашев, возвращаясь в мыслях в прошлое, терзал себя. Спрашивал, все ли он исполнил так, как нужно, или был другой выход. Стоило им с Ролле отложить старт на несколько минут или на день, может и пошло все по-другому. И товарищ был бы жив, и не узнал бы ты, Юрген, что живут в этом странном мире, в ином, неизвестном покуда рукаве, где победили в войне красные, лесной бирюк Василий Лопатин с дочерью Машей, советский полицейский Сергей со своей женой. Но было, так как было, и раз случайностей не бывает, то невообразимая череда событий и предзнаменований привела его сюда. Уже и не удивляло то, что дед Архип, перед смертью, которую ждал как освобождение, шепнул ему, на выжженной лесной поляне у крады. Выходило, со слов старика, будто тот великий Учитель в маленьком Тибетском монастыре у горы Кайлас, ждет его, Кудашева. И без разницы в каком мире, в этом ли, или в своем родном, придет он в Тибет, им суждено встретиться. Да, что там, голову ломать… Пережить бы ближайшие дни, не сгинуть в чекистских застенках и не пустить себе пулю в голову, если запоздает помощь. Но отчего-то вместе с нарастающей тревогой и острым предчувствием опасности рождалась в глубине души уверенность, что все должно закончится благополучно. Вот только вопрос, для кого благополучно, для него или для всех. Если свершится почти невозможное и помощь подоспеет раньше, чем по его душу чекисты. Им то из Смоленска меньше ста пятидесяти километров, а моим… тут даже нет такого понятия, как расстояние. Тут главное время. Минуты, часы, дни. Но если вытащат меня, то что будет со всеми этими людьми, ставшими ему такими дорогими? Забрать их с собой? Кроме сомгительной технической возможности, никто мне не позволит. Правила строни. Да и захотят ли они сами, бросить привычный с детства мир и оказаться неведомо где. Кудашев горько усмехнулся и покачал головой. Нет, не хотел он, чтобы пережили они ту пустоту в сердце и оторванность от своего мира, которую переживает он. С такими думами он и сам не заметил, как вышел на опушку и увидел уже чуть заметный в опустившейся вечерней мгле и поднимающемся тумане Лопатинский дом.
Взлаял у забора пес, приветствуя вернувшихся хозяев, скрипнула калитка, послышались шаги на крыльце, и хлопнула дверь дома. Обершарфюр проходя мимо, потрепал по кудлатой голове кобеля, остановился у колодца, зачерпнул подвешенной на старой цепочке алюминиевой кружкой из ведра воды. Вода в ведре за полдня, когда набрали ее из колодца была только слегка прохладной, но по-прежнему вкусной. Кудашев выпил и зачерпнул еще. Нежданно мелькнула мысль, а какой водой будут поить в подвале у чекистов? Уж по-любому не такой. Он оставил звякнувшую о ведро кружку и подошел к крыльцу. В дом идти не хотелось. Юрий сел на верхнюю ступеньку, прислонился к бревенчатой стене и посмотрел в ночное небо. Дувший весь день свежий ветер стих. Со стороны леса слышались обычные в ночи звуки, шорохи, крики ночных птиц. Только сейчас он почувствовал озноб. Старая рубаха Николая, на которую сменил он по приезду на заимку безразмерную тельняшку студента, да неизвестно чьи брюки, не самая лучшая одежда для лесной жизни. Лакированные, темно-бордовые туфли, купленные в городе у еврея-спекулянта, на ноге сидели вполне удобно. Но до того не шли к рубахе и брюкам, что в другое время и при других обстоятельствах, можно было сгореть от стыда. И уж точно не годились для походов в лес. Кудашев опустил руку вниз и ощупал носок правой туфли. Так и есть, клееная подошва уже начала отваливаться. «Вот тварь!» — прошептал он, вспоминая противную морду фарцовщика. Пилот зябко поежился, сложил руки на груди и опять посмотрел вверх. Никогда на небе не бывает так много звезд как в конце лета, в августе. Луна, поднявшаяся над деревьями, показалась на редкость большой и яркой. Звезды, россыпью усеявшие небо, перечеркнутое как дымкой полосой млечного пути, будто иглами кольнули сердце.
Юрий вспомнил, как впервые, осваивая VRIL вторым пилотом с Ролле, пересек Линию Кармана, разделяющую на высоте более ста километров атмосферу Земли и космос. Вот где были звезды… Когда-нибудь завершится дома эта страшная война, и человечество, которому будет тесно на Земле, потянется к звездам. Дальше, дальше, дальше…. Кудашев расслабился, стараясь не думать о вечернем холодке, прикрыл глаза и протяжно и глубоко выдохнул, стараясь полностью очистить легкие. Звезды словно рухнули на него сверху, мир засветился необычными, не видимыми ранее красками и обершарфюрер почувствовал, как сознание стремится вырваться из телесной оболочки. Но, наверное, он выбрал для медитации не самое лучшее время и уж точно, не то место.
Позади скрипнула дверь. Шорох, чиркнула, зашипела в
