появилась даже какая-то, непривычная галантность, когда он услужливо отодвигал стул, помогая старушке сесть. Для нее он был странным незнакомцем, стариком, пенсионером по возрасту, столь нелепым в форме полковника-связиста. Но предчувствие не обманывало старую разведчицу, она сразу поняла, кто сегодня в этом кабинете главный.
— Давайте знакомиться, товарищ Кобра. Признаюсь, в свое время был весьма наслышан о вас, хотя и не довелось лично встретиться. Полковник Дубровин Павел Петрович. Право, не обращайте внимания на мои петлицы и погоны. Мы ведь с вами, давно знаем, что это не более чем мишура.
Берг пристально посмотрела на полковника и долго не отрывала взгляда от его лица, потом степенно кивнула, молча сложила скрученные артритом кисти на коленях, всем своим видом давая понять, что готова к разговору.
— Екатерина Германовна, вы, наверное, уже поняли по какому вопросу мы попросили вас зайти? — спросил Кожевников, лукаво назвав доставление в Управление в сопровождении двух сотрудников, словами «попросили зайти».
Берг вполне приняла давно известные правила игры и кивнула.
— Что тут не понять, товарищи? С утра, наше почти пустое общежитие перевернуто с ног на голову, ректор Университета, которого в августе никто и не мыслил там увидеть, пьет валидол, хватаясь за грудь. А в коридоре я увидела старшего лейтенанта Руденко с лицом белым, как мел, и как мне показалось мокрыми брюками, который шарахнулся от меня как от привидения. Так значит я права? На счет того странного парня?
— Вот, Коля! Ты видишь, каков настоящий профессионал! — хлопнул Дубровин по столу ладонью, повернувшись к генералу, — и никакой возраст тут не помеха!
Николай Иванович и сам, в душе отдал должное выдержке и опыту старой разведчицы, он кивнул Дубровину, отдавая дальнейший разговор ему на откуп.
— Давайте, Екатерина Германовна, более не вспоминать о этом обделавшемся молодце. Он более никак не связан с Комитетом Государственной Безопасности. Простите, за то, что решение это немного запоздало. — старый полковник брезгливо скривился, — расскажите нам о Марии Лопатиной и ее знакомом.
— Да собственно, товарищи, Лопатина Мария особого интереса никогда у меня не вызывала. Хорошая девочка, отличница, староста курса и комсорг группы. Ни в чем предосудительном ранее не замечалась. Впрочем, как и у всей современной молодежи, ветер в голове и маловато серьезности. Но на общем фоне всегда выделалась, скажем, так в лучшую сторону. Думаю, биографические данные вас не интересуют, вы и без меня их отлично знаете. Сирота, мать умерла несколько лет назад, отец где-то в селе живет, брат погиб на военной службе.
Дубровин внимательно слушал, чуть кивая в такт словам старушки. Действительно Лопатина вполне соответствовала ранее сложившемуся из личного дела впечатлению.
— А вот этот ее друг, Юрий, действительно личность примечательная, — продолжала Берг, и оба разведчика подались к ней, впитывая слова, как губка воду.
— С этого момента, товарищ Кобра, прошу рассказывать с максимальными подробностями! — сказал полковник напряженным голосом, выделив интонацией старый агентурный псевдоним собеседницы, подчеркивая тем самым всю серьезность их разговора.
Легким движением головы Екатерина Германовна, дала понять, что вполне осознает серьезность момента.
— Молодой мужчина, 25–27 лет, вряд ли старше, немного выше среднего роста, хорошо сложен, чем-то напоминает античную скульптуру Лисиппа. Мужественен, но без ныне модной, чрезмерной мускулатуры. Лицо правильное, я бы сказала породистое, сейчас не часто таких увидишь. Ну вы понимаете меня, товарищ полковник… Стрижен коротко, но темно-русые волосы уже немного отросли. Видно, что они слегка волнистые. Что важно, на лице следы недомогания. Тени под глазами. Я бы сказала, немного изможден, но не болезнью, а травмой или ранением. Чувствовалась выправка. Настоящая военная косточка, но, уж извините, товарищи, не наша, не советская. Я бы сказала немецкая, но тоже нет. Скорее что-то от старого русского офицерства, хотя не уверена, поймете ли вы меня. Это на уровне тонких энергий и чувств.
Берг сделала паузу, собираясь с мыслями. Мужчины вновь многозначительно переглянулись, старушка была просто кладезью информации.
— Екатерина Германовна, это очень важно, — постарался направить ее в нужное русло Дубровин, — отпустите подсознание, возможно, он вам кого-то напоминает?
Она чуть задумалась, поправила немного выбившуюся прядь седых, жидких уже волос. Кожевников, не сводивший глаз и внимательно слушавший ее, записывая кое-что, остро заточенным карандашом на листке, решил, что в молодости этот жест, явно не одного мужчину сводил с ума.
— Пожалуй, товарищ Дубровин… я не большой любитель кинематографа, но время от времени в клубе что-то смотрю. Знаете, что-то напоминающее о молодости. Он мне напомнил, артиста из фильма «Пароль не нужен». Знаете, того что играл разведчика Исаева и киношника-подпольщика в «Рабе любви».
— Родион Нахапетов! — подсказал Дубровин, чуть опередив генерала.
Николай Иванович, нажал кнопку вызова на телефонном пульте, в приоткрывшуюся дверь заглянула Лена.
— Быстро! Все что есть о Родионе Нахапетове! — почти прокричал генерал и добавил уже тише, видя изумление секретаря, — Да, да, артисте. И фото, чем больше, тем лучше.
— Извините, что перебил, товарищ Берг. — извинился Кожевников, чувствуя, как захлестывает его волна азарта.
— Разговор у нас, я так смотрю, очень плодотворный, товарищ генерал, не откажите, нам с Екатериной Германовной чайку организовать! — попросил старый чекист.
Минут через десять, уже размешивая ложечкой чай в стеклянном стакане, вставленном в серебряный, потемневший подстаканник, Кобра неспешно, но обстоятельно, продолжала рассказ, время от времени прерывавшийся вопросами Дубровина.
— Она и другие ребята называли его Юрий. Мне показалось, что Георгий подошло ему больше. А фамилия… нет, фамилии не припоминаю. Хотя вроде ее называли разок. Да и сами посудите, студенты... Разве они друг друга по фамилии зовут?! Конечно же, сразу в глаза бросилось, у него с Машенькой Лопатиной роман. Тут сомнений быть не может, вполне взаимно. Достаточно было видеть, какими глазами они друг на друга смотрят, просто книга открытая. Как говорил? Конечно, на русском. Я бы даже сказала, на подчеркнуто чисто русском. Проскальзывали некоторые устаревшие слова и выражения. И интонация… Современные советские студенты, увы, товарищи, время от времени сами того не замечая, заворачивают что-то по рабоче-крестьянской матушке. Но не он. К тому же, ссылаясь, на каких-то знакомых своих родителей, пересказал мне одну примечательную историю начала века. Откуда он ее знает, для меня загадка! Да, и еще у него акцент. Нет-нет, не явный. Знаете, так говорят русские, живущие в Прибалтике. Свидетельство длительного нахождения в иной языковой среде. Но акцент не прибалтийский. У меня, товарищи, богатый опыт в этой сфере. Акцент более подходит жителю Германии, но отнюдь не немцу, хорошо выучившему русский. Так говорят русские из смешанных семей. Когда мать или отец русские, а второй супруг немец…
При этих словах полковник Дубровин нарочито медленно откинулся на спинку стула, отодвинул от себя почти не тронутый стакан с чаем, встретив пронзительный взгляд на генерала, как бы говоря:
— Вот оно что! Вот они ответы на наши вопросы! Начальник Смоленского Управления ответил не менее красноречивым взглядом.
Берг не обратила внимания на обмен взглядами мужчин, она продолжала рассказ, при этом явно было, что кроме недавних событий, отчасти она в плену своих воспоминаний и переживаний.
— Вы знаете, товарищи, у этого молодого человека, исключительный музыкальный дар. Чувствовалась академическая школа. Нет той мертвой шлифовки, которая дается посредственности при длительном обучении. Талантливая импровизация! Свойственная, пожалуй, гениальному самоучке, у которого в семье с детства звучит музыка. Он, к радости дюжины наших студентов, оставшихся на лето в городе, устроил настоящий концерт. А как он играл Огиньского! Вы не представляете! Казалось, у него сердце разрывается! Но абсолютно сразил он меня, взяв гитару. Откровенно скажу, если бы я не сидела в тот момент в кресле, наверное, упала. Мои старые ноги просто подкосились. Услышать гимн испанских фашистов «Cara al sol», с которым у меня связаны самые болезненные и мрачные воспоминания, в Смоленском общежитии, было немыслимым ударом. Собственно, это и послужило причиной моего звонка вашему сотруднику, Николай Иванович.
Екатерина Германовна невесело улыбнулась, видимо вспоминая, как нелепо вышло со звонком в КГБ. Мужчины молчали, переваривая услышанное. Было, о чем подумать. Отворилась дверь в кабинет, подойдя к столу, Лена положила перед начальником стопку журналов и свернутый плакат. Уму непостижимо, цены ей нет, как она смогла найти все за какие-то полчаса! На столе оказались несколько номеров журналов «Искусство кино» и «Советский экран» и даже киноафиша «Рабы любви». Кожевников пододвинул стопку к полковнику, а тот подал их Берг. Старушка чуть дрожащими руками открыла заложенные закладками места (ай да, Ленка, ай да молодец), потом развернула, упрямо старающийся свернуться в трубочку плакат.
— Вы знаете… вот сейчас смотрю на эти фото и даже не уверена. Вот тут и тут, — она указала на одно из фото и плакат, вроде и похож немного, лоб, линия рта, подбородок, а на остальных нет…. Не такие тонкие губы и более сильный подбородок!
— Благодарю вас, Екатерина Германовна. Нет слов, как полезно и плодотворно мы с вами пообщались! Если понадобиться что-то еще уточнить, думаю, увидимся еще. — поблагодарил Кожевников ветерана, поднимаясь из-за стола и давая понять, что они ее больше не задерживают. Полковник последовал его примеру. Обоим не терпелось обсудить новую информацию. Берг поднялась со стула, но замешкалась с явным смущением.
— Всегда рада помочь, товарищ генерал-майор, — она чуть склонила голову и повернулась к Дубровину, — если не затруднит вас, Павел Петрович, проводите меня на улицу.
— Конечно, конечно, — полковника немного смутила эта просьба, но вида он не подал, услужливо открыв двойные двери кабинета и пропуская старушку вперед.
Уже во дворе управления, Екатерина Германовна, решительно взяла его под руку и увлекла в сторону от ворот. Они неспешно пошли вдоль забора. Со стороны просто идиллия, пожилой военный со своей подругой.
— Полковник, мы с вами никогда не встречались. Но я слышала о вас и ваших людях. У меня свои источники информации, за давностью лет нет смысла их обсуждать, но о вас говорили много странного и страшного. Многие не поверили бы в такие рассказы, но не я. Вы не совсем обычный человек, ведь я права, Ферзь?
Дубровин постарался унять волнение, позывной Ферзь знали считанные люди, и со временем их становилось все меньше. Рука все же предательски дрогнула и Екатерина Берг улыбнулась уголками губ.
— Положим, что так, товарищ Берг. Вы явно многое знаете… и при этом так долго живете! — полковник постарался, чтобы голос его остался все так же, нейтрально вежлив и спокоен.
— Полно, Павел Петрович! К чему эти намеки?! И вы и я понимаете, что это
