вечером, когда вернется.
К девяти часам утра Лена Горохова пришла в клуб. Не заходя в библиотеку, обошла старое здание с торца и подергала ручку опорного пункта милиции. Заперто. Дворник Максимыч, не старый еще мужик, подправлявший рядом забор, громко поздоровался и сказал:
— Нет его, дочка, товарищ милиционер, сказал, что вы придете, искать его будете, просил передать извинение. Сказывал, что вызвали в правление, потом они с председателем куда-то ехать собрались. До вечера не вернется!
Женщина поблагодарила дворника, усмехнулась про себя и постаралась не изводить себя скверными мыслями. Да их и не было, а вот любопытство начало грызть невыносимо. Чтобы унять это чувство, она занялась будничной работой, кое-что добавила в каталоги, потом долго старательно выписывала пером витиеватое в стенгазете, которую просил сделать к скорой уже уборочной Степан Иванович Бойцов. Время до обеда пролетело стремительно. Обедать Лена сходила в колхозную столовую, куда обычно приходили поесть механизаторы и доярки со скотниками. Готовили там по очереди местные женщины, за что получали от колхоза какую-никакую копейку. К тому же местные бабы старались не ударить в грязь лицом и готовили вкусно. Наваристый борщ, салат из своих уже огурцов и помидор с различной зеленью, гуляш с макаронами и компот. Вкусно и сытно. Председатель старался убить двух зайцев, заботился о работниках и надеялся, что мужики не станут, обедая по укромным местам, сдабривать прием пищи водкой или портвейном. С первым «зайцем» все прошло великолепно, даже в областной газете была статья о передовом опыте колхоза «Борец», а вот со вторым — не особо. Дояры, скотники и механизаторы из мастерских повадились принимать на грудь перед самым обедом, и некоторые шли к новому кирпичному одноэтажному зданию столовой уже изрядно не твердой походкой. Но зато хоть закусывали на совесть, а не плавленым сырком или краюхой хлеба с разломанным на две части огурцом из ближайшего огорода.
Ну и, конечно, столовая давала, наряду с местным магазином и клубом, возможность селянам, особо женской части, вволю посплетничать пока обедали. Сегодня главной темой у черневских баб было то, что вечно пьяный бирюк, Васька Лопатин, неделю назад допившийся до чертиков и ловивший с ружьем немецких диверсантов в правлении колхоза, сошелся с продавщицей Наташкой и у них «вроде срослось». Васька уже который день появляется на селе трезвехонький, причесанный и приодетый, а с Наташкиной наглой морды не сходит довольное выражение, и более всего она ныне походит на кошку, вволю налопавшуюся сметаны. При этом смаковались не весть откуда взявшиеся подробности, что мол Наташка, до этого, острая на язык со всеми мужиками, но не подпускавшая никого «до своей манды», ходит теперь чуть ли не в раскоряку. Знать Васька-пасечник, хоть и старше ее лет на пятнадцать, ебырь еще знатный, и с Веркой-покойницей, не было такого, кто бы мог подумать… Лена, работая ложкой, слушала сплетни вполуха и только улыбалась. Чтобы там не было, за дядю Васю она была искренне рада.
С обеда до вечера время прошло в хлопотах, дела по работе, ладились просто на диво. Уже перед уходом попался на глаза Лене листочек в клетку с записями книг, которые брал в библиотеке Кудашев. Перечитав еще раз список, хмыкнула. Не самый интересный по нынешним временам выбор. «История Второй мировой», «Новейшая история». А набрал-то как много, за неделю не перечитать. Картинки что ли смотрел? Странные интересы.
Муж вернулся ближе к восьми, почти в сумерках. Трезвый, уставший. Пока снимал и вешал на крюк фуражку, виновато поглядывал на Лену. Что и говорить, с женой ему повезло. Ни слова упрека, ласковая улыбка, накрытый к его приходу стол. Вечеряли молча, несколько фраз ни о чем, кто чем днем занимался, да как день прошел. За ужином Лена, нет-нет, да поглядывала на Горохова. Тот будто не замечал этих взглядов. Ел он как-то слишком медленно и нарочито не торопливо, хотя заметно было, что голодный. Не-е-ет! Шутишь, теперь не прокатит! Как только муж отодвинул в сторону пустую миску, Лена встала из-за стола, обошла его с другой стороны и, выдвинув из угла табурет, поставила его рядом с мужем. Перекрыла выход в сени. Уселась, все так же молча и пристально посмотрела на мужа.
Сергей, уже давно понявший, что взялась она за него всерьез, тяжело вздохнул. Весь день его мучил вопрос, что ей сказать. Наврать что-то складно просто не хватало фантазии, да и невыносимо противно врать любимому человеку. Сказать всю правду? Да ведь не поверит. А про Кольку что? Да не в жизнь не поверит! Он и сам бы не поверил, если бы Кудашев не показал… Чертов немец! Да и ладно, да и будь что будет!
— Тут такое дело, милая, извини за то, как я последние дни… ну веду себя странно. Дело то и правда необычное, я даже не знаю, как тебе рассказать и поверишь ли мне? Очень все серьезно и не просто… — слова путались в голове, с языка слетало вовсе не то, что хотелось.
— Тебе… тебе, Сережа я поверю! — кратко сказала она, встревожившись, и в миг стала строгой.
Как в омут с головой. Горохов принялся рассказывать жене всю странную историю Кудашева. Про то, как приехал к Лопатину проведать и познакомился с этим странным парнем, которого и быть не могло. Путаясь и сбиваясь в рассказе с одного на другое, пересказал историю знакомства его с Лопатиным и все, происшедшее дальше. Про троих КГБшников, про рассказы Кудашева. Вот только о Кольке, ставшем призраком, и своей новой способности видеть их так и не смог сказать. Сам увлекшись рассказом не сразу заметил, что по началу внимательно слушавшая жена, закрыла руками лицо и ее плечи в простеньком сарафане вздрагивают от плача.
— Что стряслось, Леночка!? Не переживай ты так… — заметил он наконец слезы жены.
Всхлипывая, она отняла ладошки от лица.
— Ты меня совсем за дуру держишь? За что, Сережа?! Лопатин на волчьей ягоде что ли самогон гнать начал? Вы сколько вчера выпили? Он давно чертей ловить стал, сегодня только бабы в столовой вспоминали, как он с карабином, пьяный в правлении народ на войну с фашизмом поднимал! Это что, заразное что-то? Или самогон у него такой? Я тебя серьезно спрашиваю, а ты надо мной издеваться удумал! Параллельные миры, фашисты, пришельцы! Не ждала я от тебя такого!
Горохов бессильно опустил руки, зажмурился и покачал головой. Вот ведь дурак! На что надеялся-то? Да какой нормальный человек в это поверит? Сам и то не сразу убедился, что Андреич с этим парнем не двое умалишенных. А там автомат на столе лежал, документы с фотографиями. Что делать? Что же делать?
Сергей встал со стула, подошел к заплаканной жене, нежно поцеловал ее в лоб и молча развернувшись, ушел в спальню. Разделся, забрался под одеяло и, засыпая, будто проваливаясь в темную пропасть, слышал, как Лена продолжая всхлипывать, гремит посудой, а потом стелет себе в зале на диване.
Не помнил, сколько он проспал, когда его разбудил крик о помощи из Смоленска.
Глава 26. Непростое решение
О том, что рейхканцлер примет его незамедлительно, Гиммлеру сообщил дежурный секретарь, когда руководитель СС вернулся с ежедневного объезда обширной строительной площадки. В нее давно уже превратились окрестности Вевельсбурга. Можно было позвонить ему вчера и самому. Гейдрих, некогда его подчиненный, нежданно для себя ставший рейканцлером после гибели Фюрера, был доступен для бывшего шефа всегда. Но лавина текущих дел просто не оставила времени на личный звонок. Рейхсфюрер привычно поручил согласовать время приема службе секретарей. Считанные минуты ушли на то, чтобы известить о назначенном визите группенфюрера Вюста и оберфюрера Рейса, которые остались в Вевельсбкрге в ожидании аудиенции у рейхканцлера. Гиммлер заранее решил, что для решения вопроса о возможной операции эти двое могут быть полезны и поедут с ним.
До сих пор ставка рейхканцлера из соображений безопасности не была постоянной. По всей территории Рейха было с дюжину резиденций, ежедневно готовых принять руководство Рейха. Вместе с ними несколько полевых ставок от Атлантического вала до Восточной Марки, а еще и в любое время в любом месте мог оказаться железнодорожный состав Рейхканцлера, полностью обустроенный для совещаний в самом широком составе. Это могла оказаться специально проложенная железнодорожная ветка среди густого леса в Саксонском Таухервальде или тоннель в старой серебряной шахте Шварцвальда. Предосторожности эти были вполне оправданы. Недели не проходило, чтобы главное оперативное управление СС и службы абвера, не докладывали о разоблаченных диверсантах или шпионах, активно искавших выходы на людей, обладающих информацией о нахождении и движении «Поезда ставки фюрера». Вот и сейчас надлежало прибыть в Шауэнбург, недалеко от Касселя. Всего два часа на автомобиле.
Несмотря на скорые сборы и недолгую дорогу, к первому кольцу оцепленияу товарного отводка железнодорожной станции Шауэнбурга три машины Гиммлера добрались уже в сумерках. Местные жители провожали недоумевающими взглядами три легковушки с зашторенными окнами. Они и не подозревали, что их городок на три- четыре дня, стал самым важным местом Рейха. Когда-нибудь, после Победы, нужно будет повесить на стенах ратуш этих городков памятные таблички, что-то вроде: «С первого по пятого августа 1950 года, в этом населенном пункте располагалась ставка Фюрера Великогерманского Рейха». Изумлению местных бюргеров, да и бургомистра, не будет предела! Рейхфюрер улыбнулся, подслеповато смотря на улицы в приоткрытую шторку и задумчиво протирая стекла круглых очков.
На улицах городка было довольно людно. Дела всегда много лучше слов. Можно было слушать бодрые монологи Ганса Фриче по радио или читать о успехах в «Der Angriff» и «Völkischer Beobachter», но лучше всего народ судил о успехах по изменению в реальной жизни. Два месяца назад, было принято решение о демобилизации из армии старших возрастов. Вооруженные силы Рейха отправили домой всех ранее призванных граждан, которые перешагнули рубеж сорока пяти лет. Вернулись домой долгожданные отцы и мужья. А их матери, жены и дети убедились, что победа над врагом уже близка! Уже сейчас вчерашние солдаты, еще не совсем пришедшие в себя после войны, идут под руку с подругами по улице этого городка или сидят с кружкой пива в кругу радостных родственников.
Машины миновали здание местного кинотеатра с небольшой очередью у дверей. Гиммлер подался вперед, стараясь успеть прочесть название на афише. Он вновь улыбнулся. В кинотеатре шел «Арминий». Сьемки фильма закончились год назад, и до сих пор фильм слыл самым кассовым по всей Европе. Самый дорогой в истории европейского кинематографа, немецко-итальянский фильм, два года сьемок, новейшая на сегодняшний день цветная кинопленка «Agfa». Говорили, что Муссолини отказался даже читать сценарий, когда речь зашла о сьемках фильма. Действительно, история о том, как вождь Херусков, Арминий, уничтожил в Тевтобургском лесу римские легионы, совсем не вдохновляла дуче. Но потом, все же ознакомившись с планами сьемок, Бенито остался доволен. Великий Рим в фильме показали с очень выгодной стороны. А сцена гибели знаменитого вождя, «первого архитектора нашей свободы», по словам
