Романтик - это тот, кто одиноко вздыхает на скамейке в мечтах о несбыточной любви. Нужно быть реалистом и жить настоящим, которым и явится будущее. Реализм и есть идеализм. Самое настоящее реальное и есть идеальное, лучше которого нет. Вот ты есть Я. Ну, и радуйся жизни, в которой есть Я, есть место для него. Это место Я находится в центре, но не мира, а тебя. Зачем тебе мир, когда есть Я?! Что тебе «власть», «народ» – эти слова, выдутые из горна идеологии? Что тебе общество, мир, что ты обществу, миру? Очередной «баран на заклание», «козел отпущения».
Все эти писаки, поделкины, подделкины и переделкины и прочие Пушкины, Толстые, Достоевские и их наследники в образе жен, секретарей и потомков. В самом деле, уже достали. И как вы все еще читаете их, несчастные читатели? Тут и речи нет про остальных штатных работников пера и клавиши, скрипа и стука. Застукали вас, ребята писатели? Стучи не стучи по клавишам клавиатуры на мысль, но ее нет и не будет для вас, буквалистов, живущих на гонорары на буквы, крохоборы несчастные, счастливые уж тем, что можно рукопись продать.
«От трудов праведных не наживешь палат каменных». О чем говорится в этой народной поговорке? О том, что если бы здесь был рай, то олигархами были бы святые. Но наш мир не рай, а ад, и поэтому святые здесь – нищие (недаром у них нищета является признаком святости и поэтому они дают обет нищего образа жизни: «блаженны нищие, ибо их есть царство небесное»), а грешники – богатые. Богатство от греха, как святость, духовность от бога. Слово «богатство» происходит от слова «бог» в значении полноты. Но полноты чего? Разумеется, не материи, не материальной ценности, а духа, идеальной ценности. В это мире полно материи, но мало, худо духа. Дух здесь худой, плохой, вернее, здесь духу плохо, поэтому его мало. В ином мире его много потому что того, чего в одном месте мало. В другом месте много, и, наоборот, того, чего много в одном месте, того мало в другом, если, вообще, нет, например, материи в идеальном мире духа.
Здесь приятно не доброе, а полезное, которое достаточно для того, чтобы быть в настроении, в довольстве, а не только просто быть, выживая, что, конечно, необходимо, но недостаточно. Но многие, абсолютное большинство людей довольствуются этим, чтобы жить, просто жить. Почему? Потому что довольны те, кто живет их трудом. Ведь среди людей принято понимать хитрость или обман других людей в качестве выдумки, творчества. Это особенно так, в мире капитала, как в мире сверхэксплуатации человека человеком.
Меня в этом мире интересует вопрос, почему людям приятны люди полезные, а не добрые? Вероятно, потому что пользе есть место в этом мире, а добру нет, ибо в мире следует приспосабливаться к естественному отбору, который осуществляется через смерть, ведь жизнь живет за счет жизни живых, обращая их в мертвых. Вот почему в мире много приятных людей, а добрых мало и они неприятны, потому что трудно отвечать злом на добро.
Хорошо сказывается известное. Все хорошо сказанное удивительно тривиально. Проще не скажешь. Просто подумать, не сказать.
Другой - это не свой, чужой. Свой - это только ты, если ты - Я.
В кого стрелял Крукс? В Трампа? Нет, в политику. Она всех достала. Что делать - у человека слабые нервы и пустая голова. Он мальчик для битья. "Кровавые мальчики" в глазах, между ушей Трампа. Ухо диктатора Трампа - политический трофей демократов.
Глава шестнадцатая. Словесные тупики мысли
Интересно, какую цель ставит перед собой мыслящий? Понятно то, что он надумал. Как он это понимает? То, что он подумал, измеряет или обсуждает, а, может быть, входит в образ мысли, воображает? Все это операции понимания, например, как вычисления, или объяснения, или переживания
Но все они прямо не есть мышление, хотя предполагают его, как момент собственного становления. В этом смысле мышление используется в качестве процедуры осознания того, с чем имеет дело вычислитель, рассудитель, судья или фантазер.
Возьмем математическое вычисление. Мыслью является не формула и тем более не решение задачки. Они имеют числовое значение, смысл же есть образ построения решения, форма пути (метода) к цели как идеалу. Приводит в движение к нему идея, как уже форма мысли. А мысли от воображения образ, форма, а от счета размерность, пропорция или гармония частей в пределе, границе целого, как связи (смысла) между ними. Осознание понимания смысла прямо связано с пониманием самого себя, как мыслящего Я. Там, где нет этого Я, нет и мысли. Нет познания без познающего Я, а тем более нет мысли без мыслящего. Осознание понимания переживается мыслящим, который находится в образе мысли. Выход из этого образа является нонсенсом, не имеет смысла. Если и есть в этом смысл, то он есть тот смысл, который является пробным камнем самого себя и бессмыслицы. Смысл бессмыслицы заключается в том, что в ней нет никакого смысла. Как нет ничто, так нет и бессмыслицы только не в жизни, а в мысли. В жизни есть много бессмысленного; она полна абсурда. Поэтому жизнь не заслуживает того, чтобы за нее цепляться во что бы то ничто. В ней есть смысл, только он не от нее самой, а от иного, что есть в ней, иначе смысл бы сводился к одной тавтологии. Поэтому смысл есть в мысли. Он заключается в том, что она есть, заключается в ее реальности, бытии мысли, как события исполнения Я.
Для чего пишут люди? Наверное, для того, чтобы оставить на бумаге след своей жизни в виде, в образе слов. Слова – это следы жизни, желаний людей. По которым мы следуем за ними, читаем их, истолковывая, что они значат, прежде сего для нас, читателей. Но как мы можем знать, что они означают и какой смысл имеют, если не узнаем в них ни автора, ни самих себя. Чтобы понять автора, который оставил после себя след в жизни не только своей, но и нашей, нам следует проследовать по его следам, если это возможно, след в след до пункта назначения. Этим пунктом назначения является конец жизни, хотя бы в слове, при условии, что автор физически умер позже, предварительно перестав писать.
Для чего же заниматься поиском смысла того, что он изложил? Для того, чтобы обрести смысл собственного существования. Находясь в плавании по волнам мысли автора, ты совершаешь обратную, встречную навигацию по волнам своей мысли. Так ты лучше понимаешь, как автора, так и самого себя, находя в своем лице мыслящее Я. Это я и есть предмет твоего путешествия, пути как жизни в мысли. Таким образом ты находишься в согласии, в гармонии с предметом своего помышления, с самим собой. Автор в твоем пути оказывается посредником между тобой как субъектом и одновременно объектом. Он находится с тобой в диалоге, в синергии и в синхронии и поэтому конгениален тебе. Но так можно сказать и о тебе самом: ты есть посредник автора с самим собой, как герой его сочинения, которое ты читаешь и проживаешь. Это взаимное отношение и есть истина общения в мысли.
Есть как «за», так и «против», силы за тебя, дружеские, так и силы против, вражеские, противные, враждебные тебе. Так размышляет экзистенциально, субъективно настроенное существо, вроде меня, моет и вас, читателей, но никак не «ученый сухарь» который соблюдает нейтралитет по отношению к реальности, к миру и того же объективного отношения ждет от мира. Не дождется, потому что объективный мир, как такой, который существует независимо от него есть иллюзия, его фантазия, с которой ему легче примириться в своем сознании, построенном в парадигме объекта наблюдения и целерассудительного (инструментального, технического бюрократического) приложения своих трудовых сил. Так работает счетная, научных образом организованная фантазия человека, который смотрит на мир через окуляр технического изделия, прибора.
И все же чувственному существу и в чем-то порой чувствительному, каким является человек, сподручнее не приспосабливать мир к себе, подгоняя его под свою схему, укладывая в прокрустово ложе счетной формулы («по порядку номеров рассчитайсь»!), а успешно приспосабливаться к его постоянно меняющимся предлагаемым условиям существования, - если есть спрос, то есть и предложение. Вот я и предлагаю думать вам, вдумчивый читатель, чтобы адекватно приспособиться к миру идей, найти там свое место после смерти, обитель для вечного покоя. На самом деле «вечный покой» только кажется покоем с нашей точки зрения между жизнью и смертью. По ту сторону жизни и смерти покой есть движение, а движение есть покой.
Вера, как и природа, есть данность, только не естественное, а сверхъестественное, данное человеку, как природному существу. Поэтому вере, как категории данного, все люди, как любви все возрасты, покорны. Так сверхъестественное в качестве духовного обращения, откровения находит свой естественный ответ в вере обращенного, оглашенного и причащенного адепта.
Это для человека, не для меня, как существа мысли. Мне веры мало, недостаточно для существования. Я полагаю себя в качестве не данности материи, природе духовного в виде души, но задания самому добыть из мира в себе себя. Возможно, иной человек, вроде вас, вдумчивый читатель, экзистенциально переживает самого себя как такое задание, находит себя в вопросе о том, кто он такой и зачем ему жить. Быть, может быть, и не быть вовсе? Может быть, все может быть в этом мире чего и кого угодного.
Вот почему вера, если и имеет смысл, то лишь в качестве намека на то, что и для мысли темно. Этот момент не столько непостижимости, сколько труднопостижимости идеального а мире материального привлекает меня в том, что люди называют верой, но не то, что и как они понимают ее в качестве установки на смирение.
Зачем нужна вера? Ответ на этот вопрос зависит от того, кто его задает. Доктринеру, догматику, который верит по догмату, вера требуется для того, чтобы не только читать требник, но и жить по указанию свыше. Это указание есть уже, оно прописано в уставе, так что остается только делать то, что предписано таким, как ты. Думать следует только для того, чтобы точно делать, быть запрограммированным исполнителем. В этом случае личный опыт веры есть опыт личного отказа, то есть, отказа от себя, как от Я, которое маркируется в качестве агента своеволия. В этом смысле личное участие в вере, верное служение богу есть культивирование смирения в роде раба бога, как Господа. Такое рабское отношение к богу есть усмирение Я, его стирание. У тебя есть Я только для того, чтобы его не было. Поэтому ты должен быть. Но для чего? Естественно по вере, чтобы не быть целым Я, но быть лишь частью целого, то есть другого Я.
Другими словами, в тебе ничего не должно быть своего. Но по этой логике выходит, что и у бога нет ничего своего, и он живет не для себя, а для всех тех, виновником рождения которых он стал. Он является творцом, который озабочен не собой, а своим творением. Мы знаем его по вере только с этой стороны. В таком случае доктрина воскресения, как и доктрина
