Тот, кто был мной. Автопортрет (том 3)

приближалось к лицу мертвой женщины, пока, наконец, губы его не коснулись холодных ее губ. Он был не собой в этот миг, он знал, что это был не он, столь же холодный, что и Нина перед ним. Разница заключалась лишь в балансе темного пространства, поглотившего их обоих. Он будто стер черту, отделившую Анну от его преданности своим чувствам, своей боли и радости, которые всегда были с ним, и которые Анна видела своими глазами. В этот миг холод губ мертвой женщины разлился внутри него теплой оживляющей волной. В этот миг биение его сердца было столь сильным, столь звонким, столь трепетным, что, казалось, его можно было услышать на расстоянии, сквозь самые толстые двери и самые глухие стены.
В этот миг мертвая женщина обвила его руками, разомлевшая от страстного поцелуя и жаждавшая продолжения закружившего ее огня. Она узнала его, и все в ней было от Анны, даже искра в ее глазах, распахнутых и застывших во время бесконечной нежности, на которую он был способен. Даже в последние дни ее жизни, когда Анна была прикована к кровати не в силах подняться на ноги, эта искра никуда не делась, даже стала ярче. Как стала сильнее нежность и ласка в его руках и прикосновениях. Он видел свет, окружавший Анну подобно ореолу святой, ореолу богини, живой и трепетавший, предназначенный только ему одному. А теперь этот свет ему дарили зажженные у изголовья мертвой Нины свечи.
-Не отпускай, - осторожно выдохнул он, не смея даже моргнуть.
-Это так здорово, - в свою очередь не сдержалась Анна, - Хочу, чтобы это продолжалось. Будь во мне…
Их губы слились в глубоком поцелуе, сладость которого он не смог бы передать даже в эмоциях. Дальше все происходило как будто вне его тела. В то время, как он овладел пылавшей огнем страсти девичьей плотью, Анна целиком влилась в его рассудок, наполняя его сокрушительной волной собственных чувств. В этот миг от него самого не осталось ни грамма, ни атома, вообще ничего. Лишь плоть, возбужденная гормонами, разгоряченная ожившим сердцем, готовым разорваться от собственной мощи.
Ближе к концу Анны такой мощи, конечно, уже быть не могло. И уже тогда он чувствовал изменения внутри себя, уже тогда он мог сказать, что его сердца коснулся холод. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но вполне ощутимо. Но лишь Анна могла справляться с этой напастью. Он понимал, что зависел от Анны, что зависел от Анны всегда, что ничего не мог, а самое главное, не хотел делать, чтобы избавиться от своей зависимости, позволяя последней только расти и крепнуть. И он не винил Анну, и после ее смерти практически не задумывался об этом. Просто хотел увидеть ее снова. Чтобы ласкать и наслаждаться этой необычной реальностью чувств и огня, будто в каком-то дежавю.
Да, Анна оставила частицу себя в каждой женщине, но в том и дело, что только частицу: в ком-то улыбку, в ком-то походку, в ком-то грацию и стать, и т.д.. Но он хотел видеть ее всю, без обрывочных воспоминаний, ранящих элементов, ложных ориентиров. Окаменевшее сердце и мертвый холод внутри стали той самой дверью, за порогом которой была Анна, ожидавшая его каждый миг. Ей нужен был только привычный и теплый для нее свет. Отсюда и свечи, тихое и восхищенно спокойное пламя их, не слишком яркое, приглушенное, чтобы не терялось природное ее естество.
Осознание попыток ласкать мертвое женское тело его нисколько не беспокоило. Он не собирался с ним трахаться, он никогда не занимался любовью с мертвецами, и тема некрофилии была ему полностью чужда, даже противна. Впрочем, он видел несколько роликов, выложенных в Сеть, и продолжавших находиться в свободном доступе, посвященных самому настоящему сексуальному, людскому извращению. Все это были люди, со сбившимися ориентирами, тем не менее, вполне отдающие себе отчет о своих пристрастиях. Особые фантазии в их головах однажды взяли верх настолько, что выставлять их напоказ (для таких же извращенцев) совсем не являлось чем-то ненормальным. Даже наоборот, только культивировало и пропагандировало извращения как нечто естественное. И в другое время, во время живой Анны, имея деньги и власть, он попытался бы адекватно  воздействовать на это форменное безобразие (хотя, чего скрывать, ему было все равно).
-Возьми меня на руки, - просила Анна.
Она хотела побыть маленькой девочкой в отцовских руках. Она чувствовала себя совсем слабой и беззащитной, убивавшей ее болезнью. И просилась на руки к мужу почти каждый день. И оказавшись на руках, сцепляла руки у него на шее, прижимала голову к его груди, наслаждаясь каждым мгновеньем его хватки, могла даже уснуть. Он был с ней рядом всегда. Усадив ее к себе на колени, он целовал Анну в губы, буквально осыпал ее поцелуями, и ей нравилось, и она хотела еще поцелуев. Он разглаживал ей волосы, и тогда все замирало в ней. Анна брала его за руку и прижимала ее к своей груди, и он чувствовал, как сладко замирало ее сердце. Она смотрела ему прямо в глаза, так близко, что он мог почувствовать ее завороженный взгляд. Он мог подолгу наблюдать за ее сном, таким нежным, таким ласковым и волшебным. И Анна знала, что открыв глаза, она обязательно увидит его, ожидавшего ее пробуждения. И тогда он прижимал ее нежные руки к кровати и вновь наполнял Анну чудесным огнем страсти, скрытом в длительном поцелуе.
-Я хочу, чтобы она была кремирована, - заявил он по окончании своего общения с мертвой женщиной ее немногочисленным родственникам, - Я готов оплатить все расходы.
Он вновь был собой, и вновь его сердце не билось, ожидаемо (но вопреки его надеждам) затвердевшее с догоревшим пламенем свечей.
-Не по-христиански это, - после долгой паузы возразил отец Нины.
Видно было, однако, что он колебался. Все было подготовлено к погребению, деньги были потрачены.
-Я верну все до копейки, - непреклонным холодным тоном  настаивал он, предавший тело Анны сожжению, - Не хочу даже думать о гниении и разложении некогда прекрасного тела. Уж лучше пусть огонь превратит его в пепел, развеянный по ветру, чем черви, глумящиеся над плотью. Сколько вам нужно?
И, в конечном счете, родители Нины оказались не против его предложения. Как было все прочие разы. И он совсем не сомневался, что будет иначе.

конец

Глава 37. Вместе и навсегда

Нить появилась на ее руках совершенно неожиданно. Бледное сияние соединяло руки Люды и ее вчерашнего знакомого Саши, у которого она оказалась вот так вдруг. И в отличие от него, она видела эту сиявшую нить, которую не могла объяснить. Но Люда была уверена в том, что Саша был причастен к этому внезапному явлению, как была уверена и в том, что Саша оказался ей небезразличен. И пусть для него Люда была каким-то приключением на ночь, и поутру он выпроводил девушку прочь, мысли о Саше периодически возвращались к ней. Нить на ее руке никуда не делась, тянулась сквозь стены, сквозь все возможные физические преграды, тянулась именно к нему. Она знала, что к нему. И благодаря нити она всегда знала, где могла найти Сашу в любое время суток.
И почти всегда он оставался дома, покидая стены лишь иногда. У Саши почти не было друзей, лишь несколько хороших знакомых из числа множества однодневок, чьи номера были записаны в памяти телефона. Он сам так хотел – оставаться подальше, чтобы не беспокоили по пустякам. Так, мелкая сошка, ничем не примечательная в толпе, обычный винтик в огромной системе, исправно выполнявший свою бесхитростную работу по уборке улиц. Куда ему было до какой-то Люды, на которую у Саши вряд ли бы хватило финансов, а главное, желания и терпения. Как и почему они пересеклись однажды – теперь для Люды это было уже не столь важно.
Важным было другое. В какой-то момент путеводная к Саше нить пропала, как пропали все ее мысли о нем, будто отрезало. Но как-то интуитивно Люда поняла, что это случилось по вине какой-то другой девушки, оказавшейся на его пути, и с ней у него тоже могло не получиться, и Саша просто не смог переспать с ней. И подвыпившая Люда тогда уснула, а он только лег рядом, даже догола не разделся. Постеснялся. Тем не менее, сиявшая нить погасла, а спустя несколько мгновений Люда почувствовала себя совсем плохо, задыхаясь и теряя сознание, застигнутая ухудшением здоровья врасплох. Она с трудом добралась до постели в попытках дышать глубоко и жадно, сильно прижав руки к груди. Сердце ее бешено колотилось, темнело в глазах, голова отяжелела, уши наполнились плотным шумом. Такого с ней никогда не было. Чтобы вот так - грубо и жестко.
Она испугалась, это правда. Но даже в таком беспомощном состоянии она понимала, что это было как-то связано с Сашей. С тем, что пропала путеводная к нему нить, к которой она успела привыкнуть за эти несколько дней после возникновения странного феномена. Она думала, что смерть была совсем рядом с ней, и только спасительная путеводная нить могла покончить с этими ужасными муками, во время которых Люда раскрыла рот не в силах издать ни звука. И вот страдания отпустили ее, так же внезапно как и вспыхнули, и вновь она увидела мягкое сияние на своих руках. Это означало, что Саша вновь облажался, и она будто и в самом деле умерла и оказалась вместо него, потерянного и какого-то жалкого, наверное, девственника. Закрыв за очередной своей гостьей дверь, он лег на кровать, совсем не переживая из-за новой неудачи, но желая как можно скорее уснуть. Будто он хотел, чтобы был именно такой исход, будто хотел этой неудачи.
И он был удивлен новому появлению уже знакомой ему Людмилы, которого однозначно не ждал. Когда девушка пришла к нему домой следующим днем, Саша встретил ее с красными глазами и довольно усталым и измятым лицом. Он явно не выспался, тем не менее, Саша соображал и откровенно пытался понять смысл ее визита.
-Я не знаю, как ты это сделал, и мне это совершенно не нравится, - поясняла Люда, чувствуя раздражение от одной только мысли, что ей придеться идти к этому человеку с намерением как-то решить то, что происходило с ней, - Мне было очень плохо вчера. Из-за тебя. Я хочу, чтобы это прекратилось, я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни и больше не появлялся. Ворожба это, или что-то такое еще, мне плевать. Без этой хреновины ты мне неинтересен, понимаешь? Верни все как было раньше.
-Хм, колдуном меня еще никто не называл, - усмехнулся Саша, про себя пытаясь определить степень адекватности его визитерши, - Хочешь, чтобы я прочел заклинание?
Внезапно зазвонил телефон в кармане висевшей на крючке в прихожей его черной ветровки. Саша на миг повернулся к девушке спиной, чтобы добраться до мобильника (его последние слова прозвучали именно в тот момент), все движения были его вялыми и заторможенными. Тогда же Люда увидела запекшуюся кровь на коротко стриженом затылке парня. Но ему не звонили, это была музыка оповещения о принятом СМС.
-У тебя кровь сзади, - не смогла сдержаться Люда, обеспокоенная внешним вялым видом молодого человека.
На миг она забыла о своем негодовании и стремлении добиться от него истины и каких-то действий. На миг ее требования показались ей смехотворными. О какой магии, о какой ворожбе она могла говорить?
-Головой вчера ударился перед сном. Поэтому не выспался, поэтому весь измятый.
И она вдруг поняла, что ошибалась вчера, и нить на ее руке погасла именно по причине этой травмы. И еще Люда подумала, что травму он нанес себе сам,