Беглецы

наследие прошлого, как всё в этой системе, и должен исчезнуть вместе с ней.
Паншин. Значит, вы полагает, что в новом справедливом обществе преступности не будет?
Извицкий. Я бы так полагал, если бы у преступности были лишь политические и социальные мотивы, но, увы, она обусловлена ещё личными качествами многих преступников. Это не моё открытие, я мог бы назвать имена знаменитых специалистов, занимающихся этой проблемой, но скажу от себя, коротко: преступниками часто становятся те, кто имеют серьёзные нарушения в своём психическом и душевном развитии. Такие патологии не скоро искоренятся, если вообще возможно искоренить их до конца, поэтому преступность будет существовать и в новом справедливом обществе. Легче переделать общество, чем людей: боюсь, сию азбучную истину недопонимают многие из наших славных революционеров.
Вера. Поэтому вы не идёте в революцию? Не верите, что она изменит людей к лучшему?
Извицкий. Куда мне идти в революцию! Я побит жизнью, устал, растерял веру, всё более впадаю в мизантропию. Мне один путь – в Америку, подальше от цивилизации, в неприступные горы.
Вера. Жаль.
Извицкий. Не надо меня жалеть: что заслужил, то и получил, – так же как каждый из нас.
Паншин. Это верно.
Вера. Хочется пройтись, прогуляться к морю. (Извицкому). Вы проводите меня?
Извицкий. С удовольствием.
Вера (Паншину). Вы к нам не присоединитесь?
Паншин. Нет, благодарю. Я тут посижу, эти кресла такие удобные.
(Вера и Извицкий уходят).

Сцена четвёртая

(Входит Кира)

Кира. Здравствуйте. Вы один? А где мой хозяин?
Паншин (встаёт при её появлении). Не знаю, я его не застал.
Кира (с усмешкой). Наверное, опять на телеграф пошёл? Скоро на пароход садиться, а он никак не может решить, уехать или остаться. С одной стороны, большие деньги чувствует в связи с войной, с другой – боится всё потерять.
Паншин. Я вижу, вы к нему иронически настроены.
Кира (присаживаясь на кресло). Я ему благодарна: он дал мне новую жизнь, научил деньги делать. Я теперь могу обойтись и без него: приеду в Америку и собственное дело открою. Или вы считаете, что женщина на это не способна?
Паншин (садится возле неё). Отчего же? Женщина на всё способна, если дать ей проявить возможности.
Кира. Хорошо, что вы так думаете… Я хотела спросить: зачем вы везёте с собой свою спутницу, эту Лику? Вы с ней совершенно не подходите друг другу.
Паншин. Вы имеете в виду по возрасту?
Кира. Причём здесь возраст? Забыли Пушкина: «Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны»… Правильно?
Паншин. Благотворны в юных летах, прибавлял он. «Но в возраст поздний и бесплодный, на повороте наших лет, печален страсти мёртвый след».
Кира. Бросьте! Вам просто не повезло! Когда женщина любит по-настоящему, мужчина оживает возле неё. Знаете, какая женщина вам нужна? Такая, чтобы не просто любила, но боготворила вас, ловила каждое ваше слово, заботилась, ни в чём не упрекала, была для вас не только верной женой, но и настоящим другом.
Паншин (невесело засмеявшись). Где же найти такую женщину?
Кира. Она перед вами!.. Что вы удивляетесь? Я сразу поняла, какой вы добрый, чуткий, благородный; я хочу быть с вами каждую минуту.
Паншин. Но мы с вами едва знакомы.
Кира. Достаточно одного взгляда, одного слова – так начинается настоящая любовь. Я не решилась бы открыться вам, но у нас совсем нет времени: пароход скоро отправится, и если вы поедете с этой Ликой, она не отстанет от вас и в Америке. Или вас смущает моё прошлое? С ним покончено навсегда; вы единственный и неповторимый мужчина на всём свете: никого я не любила и не полюблю больше. 
Паншин (взволнованно). Я должен быть счастлив, что заслужил любовь такой замечательной женщины, как вы, но я не готов к этому! Невозможно в один миг забыть былое чувство и отдаться новому.
Кира. Я понимаю, но пароход скоро отправится… Может быть, после, в Америке?.. Не отвергайте меня, никто не будет вас так любить.
Паншин. Я ничего не могу обещать: было бы жестоко обнадежить вас, а потом разочаровать.
Кира. Я понимаю. Разрешите, я вас поцелую? Всего один раз. (Поднимается и целует его). Ну, и хватит!
Паншин. Кира, милая…
Кира. У нас впереди всё или ничего – пусть судьба распорядится. (Быстро уходит). 
Паншин. Странная женщина… Но где же Лика?  На душе кошки скребут.
(Встаёт с кресла, берёт гитару, перебирает струны и напевает):

Ямщик, не гони лошадей!
Всё было лишь ложь и обман,
Прощай, и мечты и покой!
А боль не закрывшихся ран
Останется вечно со мной!
Ямщик, не гони лошадей...

(Внезапно прерывает игру и пение и отставляет гитару). 
Паншин. Пройтись, что ли? Славный французский город… (Уходит. На улице разговаривают прохожие: Vous avez entendu? La guerre va bientôt commencer... Eh bien, nous allons gagner... На веранду входят Лика и Верховский).
Верховский (продолжая разговор). …То что женщина сказала сегодня, может совершенно изменится завтра. Но говорить ей об этом нельзя, потому что она из упрямства будет настаивать на своём.
Лика. Так не говорите! К чему зря сотрясать воздух?
Верховский. Нет, я скажу! Как можно жить со стариком? Каждый день видеть его немощь, а ночью, подумать противно, ложиться с ним в постель! Это какое-то извращение; вам нужен молодой здоровый мужчина: сама физиология этого требует, так зачем противиться велению природы?
Милая, дорогая моя! (Хватает её за руки). Придите ко мне! Я полюбил вас с первой минуты: ваши дивные глаза, ваш чудесный взгляд, вашу походку, ваши одежды! О, я помню, как шуршало ваше платье, как пахли ваши духи! (Слегка касается её шеи). Да, тот самый аромат – терпкий, волнующий, сводящий с ума!
Лика (отстраняясь от него).  Перестаньте! Нас могут увидеть.
Верховский. Пусть хоть целый мир видит – видит и завидует нашей любви! Вы ведь любите меня, – любите? Я знаю, что любите, я чувствую это! (Обнимает Лику и покрывает поцелуями её лицо).
Лика (слабо сопротивляется). С чего вы взяли, что люблю? Может, это минутная слабость…
Верховский. Любите, любите, любите! И я люблю вас – всей душой, всем сердцем! Зачем же нам отказываться от счастья, это такой редкий дар, – уедем, уедем немедленно, уедем в Париж! Снимем номер в «Отель дю Лувр», будем гулять по набережной Сены, по бульварам, поднимемся на Эйфелеву башню, побродим по Монмартру, посидим в кофейнях – да мало ли!.. Париж – город влюблённых; насладимся же своей любовью!
Лика. А как же Америка?
Верховский. Бог с ней, с Америкой! Париж лучше: каждый американец мечтает побывать в Париже, но не каждый парижанин мечтает побывать в Америке. Ну а после  можем уехать и в Америку, почему бы нет?
Лика. Постойте, а как же Алексей Иванович? (Высвобождается из объятий Верховского). Нет, это невозможно, это убьёт его.
Верховский. Что вы – нянька ему? Он крепкий мужчина, хоть и стареющий; выдержит!  Но уезжать надо прямо сейчас, без душераздирающих прощаний: идите в свой номер, возьмите самое необходимое и спускайтесь вниз; я найму фиакр.
Лика. Нет, я так не могу: он вернётся, а меня нет – что он подумает?
Верховский. А и думать нечего: оставьте ему записку. Уверен, он готов к такому исходу, ведь иного и быть не могло.
Лика (нерешительно). Пожалуй… Но всё-таки…
Верховский (снова обнимает и целует её). Не медлите – скорее вперёд, к счастью!.. Идите же, собирайтесь, и самое позднее через полчаса я жду вас у входа.
Лика. Будь что будет! Уедем!

Сцена пятая

(Всё та же открытая веранда ресторана. По улице ходят прохожие, они громко говорят: Nous devons nous protéger!.. Nous allons nous battre pour la paix!.. Nous sommes -  forcés-tant mieux! С музыкой проходит духовой оркестр.
На веранду выходит Паншин, который держит в руке записку от Лики. Он садится за стол и перечитывает записку вновь и вновь).

Паншин (официанту). Apportez de la vodka! (Официант приносит рюмку водки, Паншин выпивает её залпом). Отчего наверняка случается только худшее? Кому-то доставляет удовольствие издеваться над нами. (Ещё раз перечитывает записку). «Это было прекрасное время, но всёму хорошему когда-нибудь приходит конец… Я полюбила другого… Сохраню добрую память… Не поминай лихом….  Взяла немного денег. Надеюсь это не сильно ударит по твоему бюджету».  (Официанту). Plus de vodka, s'il vous plaît! (Официант приносит вторую рюмку, Паншин собирается выпить её, но входит Извицкий)
Извицкий. Вы водку пьёте? Хорошее дело… Знаете, как она была изобретена? Мы от татар её переняли: они  вначале ничего не пили, кроме кумыса, когда ещё по степям кочевали. Но после завоеваний Чингисхана и Батыя, у татар появилось много зерна, которое они забирали у покорённых народов.
Паншин. Это не татары, а монголы.
Извицкий. Какая разница?.. Так вот, из зерна они научились гнать самогон и вскоре стали пить все поголовно. Тогда хан велел им принять ислам, чтобы они вовсе не спились, ведь мусульманам пить запрещено, а самогон, которого они нагнали видимо-невидимо, продал на Русь. Наши до этого пили исключительно медовуху, бражку и пиво, но, распробовав самогон, тут же к нему пристрастились, а со временем научились делать отличную водку. (Вздыхает). С тех пор народу от неё погибло тысячи и тысячи, но и без водки худо. (Официанту). Moi aussi de la vodka! (Садится рядом с Паншиным). Значит, вы всё знаете.
Паншин. Куда она могла уехать?..
Извицкий. Я зашёл на вокзал, выпить в буфете, и, выйдя оттуда, видел, как они покупают билет на поезд. Верховский громко сказал: «Дайте два билета в первом классе до Парижа!».
Паншин (с тяжёлым вздохом). Вот глупая женщина, – Париж, когда надвигается военная гроза…
Извицкий. Когда женщина любит, она забывает обо всём. Вы замечали, что даже моральные принципы, на страже которых стоят именно женщины, легко забываются ими, когда дело касается любви. Была у меня приятельница, очень принципиальная и высокоморальная, но угораздило её полюбить женатого мужчину с детьми. Что бы вы думали? – сделала всё, чтобы он бросил семью и женился на ней.
«Даже лучшая из них – змея», – сказано в Коране, а в Библии прямо говорится, что брак может сохраниться лишь при полной покорности жены. У меня есть один знакомый, который твёрд характером: когда жена стала слишком много возражать, он добился развода с ней, а когда вторая жена стала ему перечить, он выгнал её, и она скиталась, бездомная… А вы молодец – вижу, вы не слишком расстроены отъездом вашей подруги.
Паншин. Я знал, что рано или поздно это случится. Горько, конечно, и тяжело, но внутренне я был готов к этому… Давайте ещё выпьем, что ли?
Извицкий. Всегда готов. Великое русское изобретение – водка! Может быть, лучшее, что мы создали.
(Входит Вера).
Вера. Вы не видели брата? Нигде не могу найти.
Паншин. Он видел (кивает на Извицкого).
Извицкий. Ваш брат уехал в Париж.
Вера. С ней?!.. Так я и думала… (Паншину) Бедный вы, бедный!
Извицкий. Наоборот, богатый. Чем больше мы теряем, тем богаче становимся; по-настоящему богат тот, кому нечего терять.
Вера. Боже мой, но чем я расплачусь за отель? И куда мне теперь деваться? Все деньги были у брата.
Извицкий. Не бойтесь, мы не оставим вас одну в чужой стране, поможем. 
Вера. Я хочу вернуться в Россию; вся эта поездка была безумием.
Извицкий. Худо вам придётся в России, – суровая година грядёт, помяните моё слово.
Вера. Будь что будет.
(Входят Провоторов и Кира).
Провоторов (Паншину). Слышали новость? Укатил наш гусар вместе с вашей подругой. Вот она подтвердит. (Показывает на Киру).
Кира. Они сели в поезд до