Отсюда ясно, что в одних случаях истина выглядит сомнительной, а в других несомненной. Очевидно, все зависит от той картины обстоятельств, условий, которые складываются в нашем логосе. Но не о том ли свидетельствует наш Журден, говоря, будто любовь возникает не сама по себе как отношение к предмету. Само это отношение слагается из множества факторов в переживание. Я сказал: «из факторов». Но это примерно то же, что из фантомов, или даже из мифов нашего представления о действительности.
Таким образом, истины переживаются нами. Этим она еще более похоже на бытие, которое мы также переживаем. Но если бытию свойственно изменяться с каждым мгновением, ибо у него творческая сущность то, как же быть с истиной? Разве истина не вечна, не нетленна? Если она не такова, то какая же это истина? Вот, например, есть такая истина: «угол падения равен углу отражения». Эта формула легко доказывается в опыте и не подвергается сомнению. Однако, она как-то не тянет на истину. В лучшем случае это научная истина, или просто знание о физической данности в природе, как пресловутое «дважды два». А вот то, что «Все течет, все изменяется», мы принимаем без всяких доказательств, хотя проверить это экспериментально невозможно. Мы понимаем эту истину, как понимаем нечто прекрасное, и очевидно, по тем же законам творчества и красоты. Отсюда получается, что у подлинной истины творческая сущность, как и у бытия. Быть может, потому-то наш Журден вдруг говорит:
«Проблема истины выступает только на фоне возможности не-истины. У животного нет возможности не-истины и поэтому нет проблемы истины, а у человека есть проблема истины потому, что он в качестве некоего особого живого существа способен к не-истине».
Оказывается, наш философ как будто понимает главную истину. И она в том, что истину мы познаем разумом, то есть трансцендентально, а вовсе не с помощью мышления. Мышление позволяет нам лишь осознать истину, подвергнув ее сомнению. Отсюда понятны и все остальные нелепые с точки зрения здравомыслия утверждения нашего философа. Вот, почему он предлагает изучать философию посредством интуиции, где главную роль играют не столько сведения и опыт, сколько мифы о реальности. Но мифы эти - не есть какие-то случайные образы. Они художественное отображение нашего бытия. Однако, говоря об отражении реалий действительности, мы должны не забывать, какую роль в нашем бытии играет мышление и те мифы, в создании которых оно участвует.
Но тогда какие же претензии мы можем предъявить нашему Журдену, - да нет, теперь уж точно, Сократу, - который ставит наше существование, или бытие в зависимость от мышления? Ведь согласитесь. наше бытие немыслимо без мышления. Благодаря ему мы обладаем сознанием, творческой свободой, являемся личностью. Всем нашим прогрессом, нашей цивилизацией, а теперь уже и культурой, мы обязаны мышлению. Пусть оно без разума – «ничто», пусть оно эксплуатирует разум, как вирус поработивший клетку, пусть его сущность мистична, пусть оно стремится возвеличиться до абсолюта, пусть оно переформатирует наш логос… Что нам до этого, когда оно позволяет нам стяжать блага, царствовать в природе, преображать ее по своему вкусу. Кроме того, будучи дополнением разума, мышление может быть красиво в своих решениях, и тогда оно – орудие сознательного творчества. А что касается истин, то стоит ли за них держаться? Истины останутся истинами, независимо от наших знаний о них. Зато, поклоняясь идолу мышления, мы становимся подобными тем богам, которые нам являлись в наших грезах, в наших «выходах за пределы себя», в наших трансценденциях…
Словом, очень возможно, что наш Сократ прав в своих философствованиях. Тем не менее, меня волнует вопрос, не случится ли так, что на место подлинных истин мы с помощью мышления приведем истины ложные, которые сделают нас, подобными путникам в пустыне, бредущими от миража к миражу? Сможем ли мы в этом случае найти путь и вернуться к истинному Богу? На этот вопрос попробуйте ответить сами. А для этого вам стоит ознакомиться с книгой Мамардашвили. Благо ее тираж 4000 экземляров.
[/justify]
