Камень

Арес выдыхает с досадным облегчением. Он не хочет битвы с Афиной и в то же время хочет показать, что сильнее и ловчее, чем она.
Он ненавидит её и ценит её дружбу одновременно.
–В ещё какой! Но это – служебная информация! – Арес подмигивает. – Представь ситуацию, бог смерти пропал! Люди не умирают. У Аида нет пополнений…
Арес мрачнеет. Ещё одно коробит его: Зевс, пославший Танатоса за Сизифом, не заметил, что Танатоса нет. А вот Аид, который всей этой историей не интересовался даже, сразу почуял неладное. И как так вышло, что верховный оказался медлительнее того, кто во мраке?
Впрочем, Аид весь в хлопотах, а тут хлопот не стало. А у него в царстве даже трона нет – он вечно в деле. А тут затишье.
Но всё равно – Арес не видит в этом оправдания для Зевса, а чует лишь горечь.
–Тебя послал Аид?
–Аид кого хочешь пошлёт! И куда хочешь, – Арес небрежно откидывается в своём кресле. Теперь он играет роль беззаботного и безразличного ко всему бога. Афина знает – это маска. Но не вмешивается. – Но забеспокоился, послал меня на поиски Танатоса. Я был рядом…
Он всегда был ближе к Аиду. Ближе к нему, чем к отцу.
–Я нашёл Танатоса, освободил его, конечно, пообещал не глумиться, и даже держу это слово, – Арес притворно вздохнул, – хотя знаешь, как хочется? Из последних сил держу себя в руках!
Афина не улыбается шутке. Она не видит ничего смешного в словах Ареса, но Арес давно считает, что у неё плохое чувство юмора. Афина только подтверждает его предположение.
–Как ты понимаешь, после такого заточения, Танатос взял этого Сизифа за шиворот и потащил прямиком в нехорошие места.
Афина ёжится, представляя, как ожесточился и без того беспощадный Танатос, который доверился лишь раз и получил такую подлость, и ей становится страшно. Нет ничего хуже беспощадности, обманутой лживым дружелюбием.
Тот, кто попадёт Танатосу следующим, почует на себе всю ярость!
–Но этот же не унимается! – Арес звонок хохочет, как мальчишка. Он не похож на кровавого бога в это мгновение и Афина невольно  улыбается сама. – Оказывается, договорился этот подлец с жёнушкой, чтобы та его не хоронила. Ни обрядов, ни почестей…
В горле у Ареса сухо. Он закашливается от этой внезапной сухости. Снова Аид! Аид на пути его рассказа. Аид ждал должного погребения, должны даров, и всё не получал их. И Сизиф болтался в его царстве, ворча на жену и жалея, что мёртв.
Ошибаются даже боги. Сизиф на третий день непогребения пал к ногам Аида и взмолился:
–Отпусти меня, владыка, в царство живых, я устрою жене своей трёпку за то, что не похоронила меня как должно и тебя тем оскорбила!
Заливался слезами страстно и горько, и Аид, нет, не сжалился, но разрешил. Это что же, поверил? Теперь Арес тому не верит.
Аид слишком хорошо знает подлость! И всё же – отпустил? Не мог же он не понимать, что Сизиф не вернётся и то был сговор с женой? Что пройдёт срок, отпущенный Аидом на «трёпку» жене и собственное погребение, а Сизиф не явится, и всё же – отпустил?
–Я отвечу, – тихо говорит Афина, – Аид хотел чтобы и Зевс… заметил, как далеко зашел этот смертный в стремлении победить нас, победить смерть.
Аресу на самом деле легче. От Зевса он привык получать презрение и видеть его ошибки, но Аид? Принявший, заботливый Аид? Это было бы слишком. Объяснение Афины же всё упрощает.
–Я пойду, – Афина поднимается с места, стараясь смотреть мимо Ареса, на кресло, на полки со свитками, на кувшины с вином – куда угодно, но не ему в лицо, – благодарю, что ответил. Я сохраню тайну.
–Да, – кивает Арес, не зная, что он может ей сказать. Поблагодарить ответно? Не стоит. Афина почует его слабости. Их и так слишком много!
Слишком много она знает.  Пусть уходит, уходит в неловкости, как победитель. Афина колеблется ещё недолго и всё же покидает его обитель, только после этого Аресу становится спокойнее.
***
–Это не надоест! – пьяно хихикает Афродита, тыча пальцем в сторону горы. – Уже пятый раз смотрю! Вон-вон, смотри, сейчас опять как покатится! Вот! Видела, да? Видела?!
Хуже Афродиты – хмельная Афродита. Афина морщится, чувствуя запах сладкого вина, который сама на дух не переносит, но Афродита не замечает – она прыгает по зале, смеясь и веселясь над очередным спуском Сизифа.
Афина смотрит на него внимательно. Сосредоточиться сложно из-за смешков Афродиты за спиною, но она не первый день живёт и всё-таки побеждает. Она смотрит на него – ещё не согбенного под тяжёлым камнем, ещё хранящего царский разворот плеч, ещё гордо носящего свою голову и думает, думает о многом.
А Сизиф, не обращая на неё и Афродиту внимания, спускается с достоинством и снова упирается в своё камень и идёт…
«У него сильные ноги и руки – должно быть он много воевал и прошёл», – отмечает Афина, когда Афродита настигает её липкой хваткой и предлагает смотреть ещё раз.
Сизиф катит камень. В его лице пустота. Страшная пустота, но непонятная Афине. Почему он не молит о пощаде? Почему не пытается плакать или страдать? Почему он покорно и ровно толкает вперёд камень, словно нет ему ничего важнее?
–Сейчас опять покатится! – шепчет Афродита. Её горячий шепот обжигает шею Афине, она отодвигается и мрачно спрашивает:
–Тебе не надоело?
–Это увлекательно! Он каждый раз надеется! И ты сама сказала, что он преступник! – Афродита раздражённо дёргает плечом. Ей не нравится, что Афина вмешалась в её развлечение.
–Ты ведь знаешь, что прощения не будет.
–А он тоже!
–Ему простительно, он смертный! – Афина повышает голос, сама того не замечая и будто бы становится выше ростом. Афродита стремительно трезвеет.
–Так я же…– она не понимает к чему ведёт Афина.
–А ты дура, – сообщает Афина. – Дура и есть. Тебе непростительно.
Слова срываются и Афина жалеет о них. Ух, не стоило перегибать! Дело даже не в Зевсе, который любимую дочку в обиду не даст, а в том, что это лишняя ссора. Афродита не отличается злой памятью, она вообще памятью не отличается, но этот поступок противоречит всей Афине – она обещала себе быть осторожной, а теперь?
–Афродита, прости меня, – Афина прижимает ладонь к сердцу, в груди её что-то тяжелеет. Камень что ли?
Афродита не отвечает ей. Она уходит прочь и подрагивают её обнажённые плечи. Плачет. Ну всё, скандала не избежать – как же, Афродиту обидели! Но да ладно, будто бы Афина тайну раскрыла!
А всё равно скребёт же!
–Эй…– Афина решает, что лучшего момента уже не будет, приближается к обрыву залы, где гора, где Сизиф и его камень, – эй, вы меня слышите?
Она обычно не общается с обречёнными преступниками. Тем более такими, которым наказание дал сам Зевс.
Но тут ей надо понять. Иначе она сможет спать спокойно.
Сначала ей кажется, что никто не ответит, но Сизиф, не прекращая своего бессмысленного труда, отзывается звонко и будто бы даже радостно. Ни тени упрёка или горечи!
–Добрый день, госпожа. Или ночь? я не знаю и прошу меня за то простить.
Афина смотрит на его движения. Он ровно закатывает камень, не делая остановок, идёт и идёт…
Это неправильно. Нелепо и жутко.
–Ещё день, – её мутит, но она отвечает. Она должна быть сильной.
–Хорошо, – соглашается Сизиф, не отрывая взгляда от камня, – я люблю день.
Он говорит так, словно может ещё увидеть этот самый день! Словно по своей воле он тут катает камень. Словно по своей воле застрял в бессмысленности. А не в наказание! Всё это Афине непонятно. Может быть, Сизиф сошёл с ума?
–А вы…понимаете что наказаны?
Есть ещё надежда на безумие!
–Да, госпожа, понимаю.
Его тон снова спокоен и твёрд. Афина понимает – не безумен. И  от этого ещё хуже.
–На вечность? – уточняет Афина. – Понимаете?
–Да, госпожа, на вечность, – Сизиф не спорит.
Афина прислоняется к столбу залы, чтобы не упасть. Что-то она не понимает! Есть в этом мире, и где? У смертных? Такое, чего нельзя понять! Ей, богине мудрости и знания нельзя?
Афине впору самой сойти с ума.
–Вы что? – голос её тих, но он доходит до Сизифа сквозь грохот в очередной раз катящегося вниз камня, - вы что?.. вы хоть жалеете?
–Я? – Сизиф будто бы даже удивляется. – Жалею? Госпожа, о чём? О чём я могу жалеть?
Он катит камень и отвечает, катит и отвечает. Его голос сбивается от вынужденного усилия, но тон остаётся весел!
–Я, наконец-то обрёл бессмысленность! А в этой бессмысленности я обрёл смысл и, не побоюсь сказать, даже гордость!
Он не лжёт. И это ещё хуже, чем самая гнусная ложь бога или смертного. Он верит. Он действительно так считает.
Афина сползает по столбу залы на пол, наплевав на платье. В Тартар платье, если она перестаёт понимать что-либо.
–Вы запомните меня, – продолжает Сизиф, – запомните мою бессмысленность и мою гордость, в ней обретённую. Бессмыслица полна большим смыслом, чем вы думаете, госпожа!
–Вот ты где! – спасение приходит в лице Геры. Она стремительно врывается в залу, не удостоив и взглядом Сизифа – мудреца? Безумца? Подлого хитреца? – Я тебя ищу.
–Меня? – Афина поднимается навстречу Гере. Она вспоминает о том, что богиня. Она должна устоять.
–Да, тебя ищет Зевс, – кивает Гера, – говорит, ты Афродите что-то сказала.
–Иду, – кивает Афина. Она больше не смотрит Сизифа. Хватит. слишком много чести этому смертному! Пусть коротает свою бессмысленность, с неё бессмыслицы хватит!
–Между нами, давно пора было ей это сказать! – усмехается Гера, выводя Афину прочь из залы. Но Афина не сомневается – Гера послала бы за нею, а не пошла бы искать сама, если бы…
–Как там, кстати, мой сын?
А вот тебе и истина.
–Он в порядке. Привязан к Аиду.
Гера поджимает губы – она не может его любить, но может о нём страдать. Да и то, тайком от мужа. Тайком ото всех.
Она не спрашивает Афину о встрече с ним, но знает о ней. Не говорит и о смертном, о его обманах, значит, это не стоит обсуждений и она хочет забыть скорее. Но Сизиф прав – не получится.
Это их общий камень.