Сиротка. Гл.1

все дальше уходили от стен монастыря.
- Правда, моя милая,  - Мадлен присела на корточки и обняла девочку.
Та тоже обняла её своими худыми ручонками и заглянула в глаза.
Мадлен заметила, что девочка была очень похожа на де Тьерсена – такие же карие глаза и прямые брови… даже нос, казалось, был такой же… И её сердце уколола острая холодная иголочка, от которой стало больно. Но она быстро отогнала её.
«Да будет он проклят, - подумала Мадлен, - а дочка, раз уж она родилась, ни в чём не виновата. Это моя дочь, моя плоть и кровь. И я теперь больше не одна.»
Она гладила дочь по голове и шептала ей ласковые и нежные слова.

- Мамочка, а где ты была так долго? – спросила Луиза. – Мне говорили, что у меня никогда не было мамы. Но я не верила. Разве такое может быть. У всех детей есть мамы. Я так рада, что ты пришла!
- И я рада, милая, - Мадлен поцеловала дочку. – Тебе неправильно говорили, у всех детей есть родители.
- И папа? – ребёнок уставился на неё карими глазами, в которых Мадлен вновь отчётливо увидела взгляд де Тьерсена. – А где он? Где мой папа?
Мадлен молча встала с корточек, продолжая держать дочь за руку.
- Он на войне, милая, - буркнула она. – Ладно… знаешь, что… я совсем забыла. У меня ведь есть для тебя гостинец, - порывшись в сумке, она извлекла леденец из жженого сахара и протянула его дочке.

  1793-ий год

- Мадлен, на ка, почитай! – на прилавок перед носом продавщицы упал свежий республиканский листок. – Самые последние новости. Приняли «Закон о подозрительных». Наконец-то! Теперь всем этим королевским прихвостням и бывшим аристо головы то снесут!
- Зачем мне это, Пьер? – равнодушно произнесла молодая рыжеволосая женщина, откладывая газету в сторону. – Ты же знаешь, я вовсе не интересуюсь политикой.
А газета… возьму ее, разве что, чтобы было во что зелень завернуть, - она устало улыбнулась.
- Ну ты и темнота! – возопил плотный темноволосый Пьер. Выглядел он весьма колоритно, а нахлобученный на голову красный колпак выдавал в нём «истинного патриота». – Вот скажи мне, Мадлен, как можно быть такой глупой курицей? Не интересоваться ничем, что происходит в стране?
Мадлен Лаборде равнодушно пожала плечами, взвешивая зелень и связывая ее в отдельные небольшие пучки.
- Мне и без того хватает забот, Пьер. Как самой прожить, да дочку прокормить, - она кивнула в сторону красивой девочки лет шести с каштановыми волосами и карими глазами, смирно сидевшей рядом с ней на табурете.
- Ох, бабы… - протянул Пьер, - что с вами говорить, все равно, что с…
- он смолк, подбирая наиболее удачное выражение.
- Так и не говори, - улыбнулась в ответ Мадлен.
- Как же не говорить, тянет меня к тебе, - Пьер ухмыльнулся. – Нравишься ты мне. Вот как увидел тебя год назад, так и видеть хочу теперь каждый день. А ты, Мадлен, всё равно, что ледышка… ничем тебя не проймешь, ничего-то тебе не надо.
- Ох, Пьер… - протянула молодая женщина и впервые за все это время внимательно посмотрела ему в глаза. – Не начинай. Я ведь уже говорила тебе, что мужчины мне не интересны.
- Не интересны они ей… - обиженно протянул Пьер. – А её ж родила ведь как-то? Не от святого же духа? – он кивнул в сторону девочки, сосредоточенно перебирающей пальчиками пучок укропа.
-  Молодая тогда была и глупая, - бросила Мадлен, - не хочу я про это говорить.
- Да ты ничего не хочешь, - буркнул Пьер. – Ладно, пойду ка я в соседнюю таверну, залью печаль парой стаканов доброго вина.
Мадлен кивнула ему в ответ, продолжая взвешивать зелень. Хлопнула дверь.
Пьер ушёл. Дочка подняла на неё глаза, улыбнулась, и Мадлен погладила её по голове.

- Три небольших луковицы, пожалуйста, - на шероховатую поверхность прилавка легла монета. Усталая Мадлен бросила машинальный взгляд на неё и руку покупателя. И обмерла… эту руку она узнала бы из тысячи, сотен тысяч, миллиона других рук. Широкий белесый шрам, тянущийся между большим и указательным пальцем… Мадлен глубоко вздохнула, пропустила несколько тяжелых ударов сердца, показавшихся ей оглушительными… и только тогда подняла глаза на зашедшего в лавку покупателя. Бледное, сужающееся от скул к подбородку лицо, заросшее щетиной. Красиво очерченные губы, нос с небольшой горбинкой. Рыжевато-каштановые волосы, собранные в хвост. Бедный потертый камзол, грязноватый нашейный платок, небрежно сбившийся на сторону. На всем облике этого человека лежала печать усталости и какой-то обреченности. Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Сомнений быть не могло. Перед ней стоял ее бывший насильник де Тьерсен.

Взяв три луковицы и отсчитав сдачу, она положила её перед бывшим маркизом.
- Благодарю, - ответил он и повернулся к выходу.
Мысли в голове Мадлен путались, проносясь с молниеносной, космической скоростью.
- Послушайте, гражданин! – окликнула она де Тьерсена, - а вы не из этого района? Просто никогда вас прежде не видела, хотя, знаю многих своих покупателей в лицо.
И улыбнулась, стараясь, чтобы ее улыбка выглядела как можно приветливее.
- Что? – испуганно обернулся на нее бывший маркиз, словно его резко ударили в спину. Но осознав смысл вопроса, который не нес в себе угрозы, также улыбнулся ей в ответ. Он ее не узнавал.
- Да, не так давно переехал сюда, - ответил он. – Хороший район.
- Что ж, заходите, - ответила молодая женщина, заставляя губы растянуться в подобие радостной улыбки, - обязательно заходите ещё.
- Непременно, - ответил он, - спасибо.
И, сделав прощальный кивок головой, толкнул дверь, выходя на улицу. Звякнул привязанный к двери колокольчик.

До закрытия лавки оставалось ещё полчаса, но Мадлен почти физически ощущала приступ тошноты… Закрыв лавку, она тяжело опустилась на табурет положила на прилавок руки, легла на них лицом и заплакала.
- Мамочка, что с тобой? – взволнованная дочка подошла и стала гладить ее по спине, - что случилось?
Тело Мадлен сотрясалась от рыданий. Вся боль, накопившаяся в ней все эти годы, казалось, выходила сейчас, делая тело лёгким и пустым. Боль постепенно уходила, а на смену ей пришло новое чувство, острое и мучительное, как жажда.
- Ничего, ничего, Луиза… - немного успокоившись, молодая женщина провела ладонью по волнистым волосам дочки. Вытерла ладонью мокрое от слез лицо, бросила взгляд на прилавок, где еще десять минут назад стоял человек, которого она ненавидела… Взгляд наткнулся на лежавшую на краю республиканскую газету, принесенную ещё днем Пьером. Потянувшись к ней и взяв в руки листок, молодая женщина стала читать.

«Сегодня, 17-го сентября 1793-го года Национальным Конвентом Французской республики принят «Закон о подозрительных», согласно которому все лица, проживающие на территории Франции, которые не могут подтвердить свою гражданскую благонадежность,  в том числе бывшие аристократы, подлежат немедленному аресту»

Мадлен читала, и на губах ее появилась довольная улыбка. О да, теперь она знала, что ей делать.