Детство не кончается никогда ...километров превращался в маленькую речку. Возле выхода ручья из скалы небольшая полянка, где можно было поставить 3 – 4 палатки. Дальше, густые кусты с трех сторон. За ними высоченные сосны в обхват шириной.
- Мы здесь с альпинистами в прошлом году отдыхали, – объяснил Димон. Здесь крутизна больше 60 градусов. Ребята на этих скалах с удовольствием целых три дня тренировались.
Поставили палатки. Мы управились с Любой и Жанкой втроем меньше чем за полчаса. Элка занялась подготовкой к обеду. Однако подготовка затянулась и пока мы раздобыли дрова, пока на них что-то закипело, прошло еще часа два. Однако до пяти вечера мы все же пообедали. Выпили на шестерых две водки. Мне и Любаше налили лишь половинную дозу. Люба половину этой дозы с удовольствием отправила в ручей. Я осилил, то что мне предложили. Потом полезли выше в горы, обследовали совершенно дикие места, видели двух косулей и спугнули зайца. Там же сделали несколько фотографий. Вернулись к ручью часов в семь. Взялись готовить ужин.
В девять сели ужинать. Выпили еще две бутылки. Мне показалось, что мужики эти «ни в одном глазу».
- Здоровые черти! – подумалось мне. А в голове уже шумело. Ребята поняли мое состояние, который Павлик бросил мне:
- А ты пока коней своих притормози, а то весь концерт нам испортишь. Давай доставай свою шестиструнную и начинай …
С этого времени я больше играл и пел, чем ел и пил. Ладно, репертуар у меня был вполне изрядный. От моих школьных и до современных песен, которые пели все хором. Ну и потом до Окуджавы и Северного, полублатного шансона «Американки», «Последнего переулка», «Эшелона». «Золотой стрелы».
Костер горел. Было около двенадцати ночи. Я, Люба и Жанка сидели у костра. Элка с тремя парнями отошли прогуляться. Я пел. Возле меня стояла начатая бутылка водки вместе со стопкой. Иногда мне приходилось прерывать свое пение, потому что надо было чуть-чуь плеснуть водки и глотнуть, чтоб «прополоскать» горло. Люба и Жанка клевали носом. Потом уползли в двухместную палатку и залезли в спальные мешки.
Свой концерт я прекратил. Сидел и смотрел на огонь, подбрасывая сухие ветки, чтоб не погас. Веток было много. Выпито мною тоже было немало. Голова кружилась. Немного тошнило.
Пришли с прогулки Элка и трое ребят. Элка зашла в палатку и вытащила из неё свой спальник.
- Там дышать нечем! – объявила она всем присутствующим. Я буду спать на свежем воздухе. Забрала с собой спальник и легла за палаткой, метров в десяти от костра.
Ко мне минут через пять подвинулся на коленках Павлик:
- Слышь, Санёк! Ты давай, голоси, не останавливаясь минут пятнадцать-двадцать, понял? Потом шатаясь ушел за палатку к Элке.
И я заголосил изо всех своих легких:
- В Москве ночные улицы
В неоновых распятиях.
У ресторана блудницы
Целуются в объятиях …
Потом, когда кончилась, стал орать про шар голубой. А когда голубой шар остановился, услышал довольно громкий хлесткий звук и голос:
- Больно же? …
- Давай, вали, вали отсюда …
Павлик свалил, прополз в большую палатку, лег и захрапел на весь лес.
______
Затем я услышал голос Бориса:
- Ты пой, пой давай! Знай свое дело! Понял?
Я снова заголосил:
- Средь них и ты влюбляешься
С глазами неба синего
В чужих ногах валяешься
Семнадцать с половиною
«С глазами неба синего» орал просто из последних сил. Чтоб она лучше слышала …
Только куплет закончился услышал злой и громкий Элкин голос.
- Пошел отсюдова! … Как далеко? Подальше пошел, понял? Как минимум вон в ту палатку …
- Наверное специально так громко, чтоб и Димон успокоился, - подумалось мне.
_______
- А мне идти или нет, как думаешь? - спросил Димон. Я молчал, что мне оставалось?
Димон все же ушел за палатку. А я снова заорал, чтоб она слышала:
- Кого так жадно ищешь ты,
Бредешь дорогой длинною?
Потом глаза заплаканы
Семнадцать с половиною …
Минут пять было совсем тихо. Орать уже сил не было. Я просто сидел и ждал. Ждал, понимая с ужасом, что жду, не дождусь её голоса. А вдруг не дождусь? Но, наконец, минут через пять услышал, негромкое:
- Да никого мне не надо! Идите вы все …
И Димон тоже ушел и залег в палатку. Я сидел у костра и чувствовал, что засыпаю. Но вдруг … услышал:
- Саш! Иди сюда!
И я пошел, поднялся и пошел с трудом передвигая ноги, понимая, что, если даже упаду, все равно дойду или доползу до нее.
Она лежала в спальнике, показавшись мне такой маленькой, словно игрушечной, но такой красивой и желанной, что мне стало трудно дышать.
- Иди ко мне, это большой мешок. Мы с тобой худенькие, поместимся …
И я тихо и осторожно прямо ввинтился к ней. Голова сразу закружилась от её запаха. Мне так хорошо не было никогда в своей жизни, ни до, ни после этого момента.
А потом она обняла меня прижалась ко мне, и я услышал такое, что никогда не должен был слышать, о чем не мечтал бы в самых сладостных снах:
- Саша»! Е-и меня!
Я не поверил своим ушам, приподнял голову и стал целовать всю её, целовать по кусочкам, куда только мог дотянуться.
А она снова повторила:
- Е-и меня, Саша!
Потом еще несколько раз повторила эти слова. А я все целовал её, так и не решаясь даже приподнять её вязанную кофту, под которой не было лифчика.
Элка положила мне ладонь на глаза и закрыла мне их.
- Давай спи, успокойся и спи …
______
Утром меня разбудил Димон:
- А где же наш гитарист?
Потом он помог мне выбраться из её мешка. Все видели, как я вылезаю из этого спальника. Все, даже моя Люба. Элка отвернулась и не глядела ни на кого, ожидая, пока все разойдутся.
- Ну, ты мужик! – протянул мне руку Димон.
- Ничего не было! – буркнул я в ответ.
- Какая разница, что было? Главное - ты был с ней. Она ведь никого из нас никогда к себе не подпускала. Поцелуи принимала и то дружеские. Чмокнет в щечку и все на этом. Вот так …
_______
Мы немного позавтракали, собрали палатки и решили вернуться домой на дневной электричке.
Впереди всех на станцию шли Жанка с Любой. За ними все трое ребят. Мы с Элкой шли последние. Перед самой станцией она остановила меня и сказала мне слова, которые я потом запомнил на всю жизнь:
- Саша! Как бы ты не оценивал свои поступки, какими бы правильными они тебе не казались, все же знай и помни:
- Каждая женщина имеет полное право на кусочек своего счастья. Пусть маленького, но своего.
Я тогда молча кивнул головой и толком не понял, что она имела в виду, потому, как думал совсем о другом. Я думал о том, что и меня постигла такая же неудача, как Толика, Генку и Леху. А что я мог с собой поделать? Черт с ней, с этой неудачей, зато я был счастлив по-настоящему! И может быть один-единственный раз на всю оставшуюся жизнь!
________
А может, я просто не заметил, как вчера со мной попрощалось детство
|