несуразность незаконченность. «Ну не должно же все так закончиться! - думает он - Во всем должна быть хоть какая-то логика, а то, что происходит сейчас выходит за ее пределы. Что я сделал такого, чтобы заслужить такую нелепую смерть? Я готов погибнуть как герой, но только не так».
Сейчас ему кажется несвоевременным и неуместным искать ответ на вопрос , который наверное мучает Габриэля и Монтану: «КАК ЭТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?».
Наконец то, свистя тормозами, УАЗик останавливается у ворот училища.
- Сидеть здесь! – командует Габриэль, конечно же, обращаясь к Монтане, и забегает в будку КПП. Он возвращается где-то через пять минут, угрюмо хлопает дверью, посигналив, заезжает в раздвигающиеся ворота. Проехав мимо плаца, вдоль главного корпуса он сворачивает в арку и въезжает во внутренний двор учебного корпуса со стороны черного входа. Вход этот не то чтобы совсем черный, и обладает высоким крыльцом и роскошными деревянными резными дверями, но пользуются им гораздо реже, чем парадным. Кир видит у подъезда двух курсантов в коричневых больничных пижамах, держащих носилки.
Габриэль тормозит возле крыльца, выбегает из машины, по воровски оглядывается по сторонам.
- Давайте в темпе вальса! – рявкает он курсантам, открывая заднюю дверь. Те помогают Киру выбраться и лечь на носилки. Затем, натужно кряхтя, они подымают носилки с его телом на крыльцо. Габриэль забегает вперед и открывает перед ними двери. Носилки с Киром проносят по пустому коридору и поднимают на второй этаж. Там, в конце левого крыла находится местный лазарет.
«А почему сюда, а не в нормальный госпиталь? - только сейчас осеняет Кира. – Тут же и докторов то нормальных нет. Только этот жирный боров, который только и может, что потчевать больных красными колёсами».
Жирный боров, это необъятный во всех размерах доктор с большими тараканними усищами, которого в простонародье прозвали Мичманом. Никакого отношения к морской службе этот хитрый и алчный проныра не имеет, а погоняло получилось, как производная от его имени Миша. У Мичмана существует единственная и безупречная панацея от всех болезней. Неизвестно, какое лечебное вещество содержат таблетки, покрытые красной оболочкой, но любая болезнь, будь то бронхит или триппер, лечится здесь только этими таблетками. Врачебное искусство Мичмана заключается в выборе правильной дозировки лекарства. Например: если к нему приходят с головной болью, он выдаёт всего одну красную пилюлю, а если это кашель, или ангина, то это уже две, или три пилюли, в зависимости от тяжести заболевания. В лазарет, где есть надежда отлежаться и получить, хоть какое-то альтернативное лечение, попасть практически невозможно. А сейчас Кира доставляют туда целым эскортом, во главе с Габриэлем, но он почему-то совсем не рад этому.
Мичман видимо уже введён в курс и стоит у дверей лазарета, щипая кончик уса.
- Заносите ко мне – басит он, открывая дверь кабинета, который находится сразу за входом в лазарет. Вспотевшие, запыхавшиеся курсанты кладут Кира на кушетку.
- Всё исчезли! – злобно рычит Мичман и курсанты мгновенно пропадают за дверью.
- А тебе что особое приглашение нужно? – обращается Мичман уже к Монтане и тот выходит вслед за курсантами.
В кабинете остаются только Мичман, Габриэль и Кир.
- Ну ты скажи Лёша, чё мне с ним делать? – Мичман закуривает и долго трясёт спичкой, которая давно потухла, - на хрена ты его сюда припёр? Нужно было туда неотложку вызвать.
- Миша, ты сначала посмотри, а потом решим что делать. Подумать надо – Габриэль прикуривает у Мичмана и косится на кушетку, где лежит Кир.
Они разговаривают так, как будто на кушетке лежит не человек, а неодушевленный предмет. Мол «На хрена ты эту гадость сюда притащил?».
Докурив, Мичман наспех моет руки, задирает белу̀ху на Кире и кривыми ножницами разрезает бинт на животе. Страх переходящий в ужас начинает переполнять Кира. В голове у него рисуется картинка, в которой Мичман, обреченно смотря на рану, говорит: - «Ну и на хрена ты его сюда припёр? Он же теперь и до скорой не дотянет!».
Но вот Мичман расправляется с бинтом и близоруко щурится, склоняясь над животом пациента. В его глазах Кир видит непонятное удивление. Мичман быстро подходит к шкафу напротив, бренчит железками в лотке и, наконец, достаёт оттуда длиннющий железный пинцет.
«Нет! Неужели он прямо сейчас достанет пулю?!» – паника накрывает Кира, и он начинает мелко дрожжать.
Снова склонившись над его телом, Мичман уверенным движением запускает губки пинцета в рану.
- А-А-А – осторожно стонет Кир, чувствуя нарастающую боль и готовясь заорать от дикой.
- Тихо, тихо, тихо, уже всё – тоном мамаши, успокаивающей малыша, шепчет Мичман, заканчивая манипуляцию. – Лёша, иди сюда! – вдруг уже громко и весело кричит он.
- Смотри! – он подносит пинцет прямо к носу подбежавшего Габриэля.
- Что это? – удивленно спрашивает тот, рассматривая содержимое, находящееся в стальных клювиках.
- Игла!
- Какая игла?
- Обыкновенная швейная с ушком! – хохочет Мичман. – Хорошо, что вся не вошла. Ушко кожу оттянуло, поэтому смотрелось точь-в-точь как пулевое.
- Откуда у него там игла? – голос Габриэля заметно веселеет, и жизнь, вместе с приливом крови, возвращается в его бледное лицо.
- А это ты у него спроси!
Два лица пухлое и веснушчатое поворачиваются к Киру. Они словно только что увидели как куча навоза превратилась в кудрявого пацанчика совсем не плохой наружности.
- Солдат! - Расслабленным пьяным голосом произносит Габриэль – Ты не хочешь нам ничего сказать?
«Так это всего лишь игла!» - От счастливого известия Кира подбрасывает, так, что он оказывается сидящем на кушетке, с довольной расплывшейся в улыбке физиономией.
– Я понял это из ремня! – его голос радостно дрожит.
- Из какого, блядь, ремня? Я тебя сейчас убью! – ласково шепчет Габриэль, глядя на Кира влюбленными глазами.
- Не надо товарищ капитан, я только воскрес, – Кир плавает в волнах эйфории. – Мы вставляем иголку в брючный ремень, чтоб не потерялась. Видимо, когда я стрелял она в меня и воткнулась.
- Солдат, ты даже не представляешь, какой ты дибил! Я ж с тебя теперь три шкуры спущу! Ты ж у меня сучёнок в нарядах сгниешь!– радостно нараспев мычит Габриэль.
- Я знаю! – Воскресший Кир улыбается во весь рот.
Отрывок из книги «Система».
