3 марта 1994 г.
Очередной подъём. Очередное утро, не предвещающее ничего хорошего, интересного и нового.
Всё как обычно: зарядка, тупое выравнивание кроватей по нитке, завтрак и развод.
На разводе, кроме Томилова присутствует капитан Габриэль. Этот длинный огненно-рыжий мужик с каким-то озорным детским веснушчатым лицом, постоянно веселится, шутит и производит впечатление наиболее добродушного из всех шакалов. Но никто из ду̀хов, включая Кира, почему-то не рад его появлению. Его присутствие на разводе означает, что сегодня, скорее всего, будет строевая.
На плацу рыжий Габриэль проявляет себя как изощренный садист. Он просто изматывает солдат многочасовыми маршами, построениями, перестроениями. Иногда случается часами стоять на морозе по стойке смирно, пока ноги не станут деревянными.
Говорят, что Габриэль служил в Кремлевском полку, этим и объясняется его детальное знание муштры.
Как оказалось, на этот раз он появился в роте с другой миссией.
- Солдаты! – Габриэль добродушно улыбается. – Сегодня для Вас очень важный день, возможно самый важный за всю Вашу службу. Ведь быть в армии и не пострелять из боевого оружия это совсем стрёмно. По правде говоря, Вам и лопату страшно в руки давать, но таковы требования. Поэтому запомните этот день, что бы было о чём рассказать своим подружкам и откосившим друзьям.
«Ну вот, хоть какое то развлечение!» - радуется про себя Кир. Он готов уже к любому кипишу, лишь бы не тереть полы в казарме.
***
Получив в оружейке автоматы, ду̀хи, в сопровождении двух сержантов Монтаны и Кекса, загружаются в раздолбанный КАВЗик, который, надрывно завывая, мчит их на полегон.
Автобус тесен для тридцати с лишним человек, поэтому все сидят плотно прижавшись друг к другу по три человека на двухместных сидениях.
Кир, вытесняемый толстой задницей хохла Ляшенко, все же пытается удержаться хотя бы одной ягодицей на сидении с краю.
Он смотрит на сидящего напротив Аширбая. Зрелище не самое приятное, учитывая мрачный облик татарина, но смотреть всё равно больше некуда.
Его взгляд спускается сверху вниз, с нелепой синей шапки, к страшному, словно вырубленному топором на коленке, лицу; скользит ниже по безразмерной серой шинели с красными погонами; упирается в руку в нелепой однопалой рукавице, которая держит автомат. Он видит в этом худом, нелепо одетом татарине, самого себя, будто смотрится в зеркало и представляет , что они едут на реальное боевое задание. Только это не может происходить сейчас, в девяностые годы двадцатого столетия. Судя по их одежде и серым сталинским пятиэтажкам, проносящимся за окном автобуса, это сороковые годы, не позднее того.
Наверное их везут для заброски в немецкий тыл.
«Нет, пожалуй на разведчиков даже сороковых мы не тянем, - фантазирует Кир, рассматривая Аширбая. – Мы больше походим на штрафбатовцев, которых везут на передовую».
Ретроградную картину, нарисованную в глазах Кира, портят какие-то совсем уж игрушечные автоматы. Любивший с детства и интересующийся оружием и всем, что с ним связано, он не находит в этих безделушках ни красоты, ни мощи. По сравнению с прежними моделями «Калашей», цевье и приклад у этих из пластика и калибр меньше. Если это и оружие, то оно больше походит на инструмент, тем самым превращая войну в рутину, а солдат в простых работяг.
Кир представляет, как они идут в атаку, путаясь в длинных полах шинелей, и держат наперевес автоматы, больше похожие на палки. Он не может понять, кому могло прийти в голову одевать солдат в такую нелепую форму. Почему шапка должна быть синей, а шинель серой; зачем нужна эта глупая бляха на ремне; почему сапоги должны быть громоздкими и тяжёлыми. Может быть человек, одетый как полное ЧМО, становится более отчаянным в бою, чтобы поскорее быть убитым и не терпеть этот позор. А может, цель такой одежды насмешить противника и тем самым обескуражить его? Все эти вопросы мучают и в то же время отвлекают его от тряски в переполненном автобусе. Сейчас он даже не предполагает чем для него может закончится эта поездка, и какая череда событий будет запущена, благодаря одному нелепому случаю.
***
Они выгружаются на заснеженном поле, утыканном ростовыми мишенями и флажками. Навес из досок, обтянутый сверху брезентухой, служит огневой точкой. Под ним наспех расстилают три плащ-палатки.
Построив всех в одну шеренгу, Габриэль демонстрирует свои ораторские и педагогические навыки. Он рассказывает об устройстве автомата, дальности стрельбы и прочей хренотени, которую все уже и так прекрасно знают из теории, которую проводит Томилов раз в неделю.
Далее Габриэль переходит к демонстрации самой стрельбы. Он ложится на плащ-палатку, и отклячивает в сторону правую ногу, как будто мостится на бабу.
- Взво̀дите! – он лязгает затвором - Снимаете с предохранителя! – щёлкает чёрным металлическим флажком, – кричите «Рядовой Пупкин к стрельбе готов», прицеливаетесь и стреляете. У вас десять патронов. Вы делаете пять коротких очередей по два патрона. Три очереди по мишеням и две очереди по ростовым фигурам. После того, как отстрелялись, кричите: «Рядовой Пупкин стрельбу закончил». Вопросы солдаты!
Общее настороженное молчание говорит о том, что вопросов вроде нет, но и понято далеко не всё.
Их выстраивают в шеренги по трое, и первая тройка сразу же начинает готовиться к стрельбе.
Благодаря маленькому росту, Кир оказывается в самом конце строя, и имеет счастливую возможность наблюдать и анализировать действия своих товарищей. Они по очереди ложатся, выкрикивают глупое заклинание, стреляют и бегут снимать свои мишени и вешать новые. Сухие и негромкие выстрелы походят на хлопки китайских питард, и это добавляет Киру еще больше разочарования в новом оружии. После пятой, или седьмой тройки он теряет интерес к зрелищу и представляет, как занимается любовью с Аленкой. Из одежды на нем только синяя шапка, сапоги и ремень. В момент оргазма он кричит: «Рядовой Кирсанов к стрельбе готов!».
- Солдат, хватит спать, к барьеру! - крик Габриэля обрывает его эротическое видение.
Встрепенувшись, он с ходу плюхается на плащ-палатку. Справа угрюмо готовится к стрельбе Кэмэл. Слева Емеля, с задумчивым серьёзным видом, зачем то рассматривает затвор автомата. Кир клацает затвором, переводит предохранитель на автоматическую стрельбу, прицеливается в белый кружок напротив, в голос кричит с Емелей и Кэмэлом, что готов и нажимает на курок.
После раздавшегося залпа, он не может понять, стрелял ли его автомат, или он слышал стрельбу соседей. Он снова прицеливается и жмёт на курок повторно. Короткая и невнятная очередь все же убеждает Кира в том, что сейчас стреляет именно он. Он приготовился дать третью очередь, но после очередного нажатия курка затвор звонко щёлкает вхолостую.
- Ты чё творишь долбонос! – раздаётся за спиной голос Габриэля. – Тебе ясно сказано было, пять очередей по два патрона, а ты в два приема все десять выпустил!
Кир пытается оправдаться, мол не слышал, но очередной крик Габриэля : «Бегом за мишенью, солдат!» подбрасывает его вверх, и он бежит по расчищенной тропинке к своей мишени.
Порывы ветра загребают горсти колючего лежалого снега и то и дело кидают их ему в лицо.
Почти добежав до мишени, он чувствует странные болевые ощущения в правом боку. Появившаяся внезапно боль, сначала невнятная и тупая, быстро перерастает в острую и пронзает низ живота, словно раскаленный шампур. Кир пробегает по инерции несколько шагов и останавливается у мишени. Он замечает, что боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Ему некогда делать анализ случившемуся, так как нужно быстро снимать мишень и рвать назад. К его приятному удивлению все десять пуль легли кучно, правда чуть ниже и правее черного кружка. Он отцепляет свою мишень, закрепляет другую и бежит в обратном направлении. Боль возвращается, снова обжигает низ живота, и быстро распространяется по всей правой половине тела. Острая и жгучая она заполняет его, как кипяток наполняет пустой стакан. Кир делает несколько пьяных шагов, его ноги подламываются и он валится в снег.
«ДА ЭТО Ж ПУЛЯ, МАТЬ ЕЁ! МЕНЯ ПОДСТРЕЛИЛИ!» - неприятная догадка заставляет всё его тело покрыться холодной испариной.
- Боец! Ты там не вовремя прилёг! А ну быстро на позицию! – голос Габриэля раздаётся где-то в далеке, но Кир лежит в сугробе, парализованный страхом и болью.
Не проходит минуты, как над ним склоняются Кекс и Монтана.
- Эй чё с тобой? – спрашивает запыхавшийся Кекс
- Меня подстрелили! – обреченно отвечает Кир.
- Ты чё солдат охуел? – за спиной Кекса вдруг вырастает Габриэль. При этом он, почему то оглядывается вокруг, словно осматривая поле.
- Где болит? – уже спокойнее спрашивает он, наклоняясь к Киру.
- Живот внизу – жалобно стонет он.
Габриэль, сев на корточки, быстро срывает с него ремень , и нервными движениями расстегивает шинель. Потом, двумя рывками, распахивает гимнастерку, оторвав при этом все пуговицы. Не увидев на белухе крови, начинает злорадно ухмыляться, но задрав её, замирает, глядя застывшими глазами на живот Кира. Тот садится и медленно опускается взглядом с пупка к низу живота. Справа, над брючным ремнем виднеется маленькое отверстие, или впадина, как на пупке, только меньшая по размерам.
- Я же говорил! – шепчет он, обречённо глядя Габриэлю в глаза.
Габриэль, не отводя глаз от Кира, истошно орёт: - Кожевников! Быстро аптечку сюда!- а потом уже ласково, как к ребёнку обращается к нему .
- Тебя как звать то?
- Игорь – жалобно скулит Кир.
- Слушай Игорек, мы тебя сейчас перевяжем и отвезем к нам в лазарет. Ещё не понятно, что там у тебя. Ты главное не паникуй. Хорошо Игорек? – Габриэль переходит на тон воспитательницы из детского сада.
Он туго бинтует живот Кира, положив на рану тампон со спиртом.
- Давайте берите аккуратно и к УАЗику! – командует он Кексу и Монтане. Они хватают обмякшего Кира под мышки и волокут к машине. Он даже немного помогает им, перебирая ногами, потому что опять перестаёт чувствовать боль. Он слышал, что во время шока, серьезно раненный человек подолгу не чувствует боли и от этого становится еще муторнее. Он видит бледные лица товарищей, которые стоят в строю и смотрят, как его волокут к машине.
«Жертва несчастного случая на стрельбищах!» - газетный заголовок внезапно появляется перед глазами. «Я жертва! Но почему именно я? Почему так нелепо? Схлопотать пулю не в бою в Афгане, а в роте обеспечения учебного процесса может только конченый неудачник».
Его кладут на заднее сидение УАЗика. Габриэль прыгает за руль.
- Кожевников, собрать оружие и в роту! Медведев со мной, – распоряжается он.
Дорога кажется муторной и бесконечной. Кроме гудения заднего моста и скрежета переключаемых передач в машине не раздаётся ни звука. Габриэль и Монтана молчат, не разговаривают даже между собой. Такое молчание бывает в траурном катафалке, который везёт покойника на кладбище.
Глядя на грязно серую обшивку потолка салона, Кир крутит в голове события своей короткой жизни и находит во всем какую-то
