Сиротская Ойкумена

горячим воздухом, и Постникова сразу снесло с ног. Если описывать точнее, подняло в воздух и потащило по навесной траектории. Упав, он покатился по земле, тяжело хрипя и хватаясь за сухие стебли.
Это был прилет неизвестно откуда взявшегося артиллерийского снаряда. От взрыва ему хорошо досталось. Посекло осколками гранита спину и плечо, дышать во все легкие стало трудновато. Зато ноги оказались целы, да и руки двигались.
В непроглядной дали за фермами и лесам по всему горизонту стала медленно проступать и шириться воздушная рябь, вроде той, что бывает над костром. Оттуда приближался к городу невиданной высоты смерч - бешеная и стройная воронки, вокруг которой, как казалось издалека, очень медленно закрутило целые дома, гаражи и автомобили. Вихрь путешествовал опасной юлой, меняя курс. Горизонт позади него искривился и начал стягиваться в горловину, обнажая на месте зеленых рощ и полосатых пастбищ тот самый черно-лиловый цвет голой пустоты, абсолютного ничто. Картина становилась по-настоящему жуткой и невиданной - грубый, ободранный космос, с которого срывало клочьями обжитой человеком мир.
Черная с фиолетовой поволокой стена неотвратимо подступала с юга к городу, попутно срезая, как рубанок, небо и землю. С горы прекрасно было видно, как издыхающая орбитальная ПВО вложилась полностью в последний удар и стегнула по черноте гигантским ярко-синим импульсом, который лишь красиво перечеркнул черную стену, как геральдический знак гибнущего в бою королевского дома. Яростная вспышка прожгла все последним невыносимым светом, и на землю обрушилась кромешная полностью непроглядная тьма.
Случившееся в долине дало скверное воздействие на глаза Постникова. Подобно фонарику с намертво севшей батарейкой, зрение подмигнуло и погасло, швырнув в непроглядную темень. Все эти орбитальные удары доконали вживленную биоэлектронику окончательно.
Это было полбеды. Хуже оказалось другое: армейский реанимационный саркофаг раскололся надвое и залитый вытекшими физрастворами валялся в золе, безобразно раскинув свои трубчатые кишки. И он был пуст. Постников зашарил лихорадочно в пепле и ломких и шуршащих листьях. Искать мертвую в сумерках непросто, даже если у вас оба глаза в порядке. А уж если вы слепы, то лучше и не пытаться. К тому же осыпавшаяся после взрыва земля надежно спрятала тело. Тем не менее, он принялся ползать по земле, как безглазый червяк, обшаривая руками колючие сухие былинки, камни, пока каким-то чудом не наткнулся на холодную руку маленькой женщины в стороне от лестницы среди горелых пней и срезанных ударом веток. Он осторожно поднял ее и заковылял обратно к источнику подземного шума. Гудение из таинственной приозерной шахты помогло – без этого ориентира он забрел бы невесть в какие места. Да, очень похоже на то, что под землей работала вентиляция, чтобы охлаждать что-то спрятанное в глубине.
Становилось ясно, что никакой обратной дороги нет. Постников заметил, что Анна как будто потеряла вес. Странная легкость обхватила его руки и ноги. Но дышать при этом стало тяжелее, словно одновременно таяли гравитация и кислород. Обхватив Анну поплотнее, он зашагал на звук, нащупал носком ботинка каменный парапет, поднялся на него и встал на краю шуршащей чаши. Из нее поднимался в ровном и неторопливом ритме шорох гигантского вентилятора. Приноравливаясь к его частоте, Постников говорил шепотом:
- Плевать мы на это хотели, Аннушка. Да теперь уж все равно. Вот незадача: забыл спросить, как называется гора - да теперь уж и не у кого… Как он там говорил? Осенний вечер наступает быстрее, чем камень тонет в торфяном болоте? Ну, как говорится, за нашу советскую родину!
С неуклюжей и отчаянной решимостью Постников спрыгнул в непроглядный черный бархат, и они оба исчезли в черноте, которая даже не шелохнулась. В ту же минуту в горный склон хлопнула мертвая волна цунами, и она оказалась намного выше снеговой вершины, растаявшей в непроглядной фиолетовой пустоте.
26 глава
Ольга, часть первая
А что рассказывать? Особо-то и нечего. То время хранится в памяти не в виде непрерывной и последовательной линии, а чередой ярких картинок, случаев, поэтому рассказ о них получится скачущий, ломкий. Это будет прыгающая история, потому что рваные куски времени наслаиваются и путаются, как узоры на скомканной ткани, небрежно брошенной в сундук.
И была первая картина страшная, вторая яркая, а третья загадочная.
Световой луч медленно разрезал черную тьму, распух и превратился в светлый и шумный коридор, как в вокзальном подземном переходе. А маму на носилках положили у стены, чтобы на нее не наступали в суматохе, и она плоско и недвижно, закрыв глаза, лежала на носилках. Лицо матери было смертельно бледным в синевато-белом стылом освещении, а мимо тянулись десятки и сотни людей. С тех пор как Ольга очнулась, она не шелохнулась и не сказала ни слова. И глаз не открывала, лежала неподвижно, хотя пульс бился еле-еле, а рука была теплая. Приходилось следить, чтобы прохожие не спотыкались об нее.
А мимо шуршали бесконечной вереницей длиннополые арабы с зашторенными женщинами и бесчисленной малышней, шли бронзовокожие загадочные люди, индонезийцы шли с китайцами и еще невесть кто. Иные спрашивали у нее что-то, наверно, хотели помочь, но Ольга не отвечала. Тогда она еще не понимала языков, и ей было страшно. Она сидела возле носилок на полу в каменном коридоре, кажется, будто в аэропорту - сквозняки там бродили авиационные, даже уши от них закладывало, как в самолете.
Пришла женщина в красном жилете, она была из миграционной службы. Сразу выяснилось, что с лежачей больной в карантинный приемник нельзя, но и оставаться здесь в коридоре тоже нельзя.
Красножилетная погладила Ольгу по голове и сказала, что постарается что-нибудь придумать. Ушла, и через несколько минут вернулась с двумя какими-то старухами в черном, они были похожи на нездешних птиц.
- Вы с мамой одни? – послышался резкий, командный голос.
Ольга подняла голову и встретилась глазами с высохшей и высокой женщиной в очках в тонкой металлической оправе и в черной косынке под черным капюшоном и в длинном черном же пальто вроде балахона. Под темной накидкой на ней был надет странный белоснежный головной убор – вроде рыцарского кольчужного подшлемника, глухо закрывающего горло и плечи тонкой тканью. Тогда-то Ольга и поняла, что эта женщина – монахиня. Ответ ее быль перегрызен громовым раскатом. Снаружи загремело, как никогда не бывает даже в грозу, так ужасно, как никому в жизни не приходилось слышать, даже вздрогнули стены и пол. Поблизости громко раскричался младенец.
- Не бойся, - ласково сказала вторая монахиня, что была пониже и покруглее. - Это стреляет воздушная защита, по приемной станции никто не ударит!
- Вовсе я не боюсь, - возразила Ольга, - с чего вы взяли!
- Ну, давайте-давайте, поскорее в офис! – засуетилась красная жилетка. Она цепко ухватилась за носилки, и они покатились на маленьких черных колесах по полу в потоке прибывших, топавших как будто на посадку в обычный пригородный поезд. Узкий, словно школьный пенал, медицинский кабинет миграционного центра с трудом вместил всех.
- Мама совсем не разговаривает, - жаловалась Ольга. – Но она дышит и теплая.
- Твоя мама будет жить! Меня зовут сестра Клэр, а это сестра Агата, - твердо сказала худощавая монахиня.
Ну и чудные же имена, словно из книжки! Ольге первое время казалось, что монашки игрушечные. Как игрушки в сказке про Щелкунчика или в чудаковатой истории Андерсена. - Здесь где-то монастырь? – спросила она.
- Нет, дитя, не здесь. Но мы отвезем тебя с мамой туда, где вам будет лучше, - ответила дородная сестра. - Миграционные службы дали разрешение, да и корабль скоро отправляется.
Та, что была в очках, увлеченно занималась матерью – держала ее запястье и отсчитывала секунды с помощью толстых серебряных карманных часов на цепочке.
- Куда отправляется? – не поняла Ольга.
- Прямо сейчас мы вчетвером едем в порт, где сядем на океанский лайнер и через несколько дней будем на месте. Плыть будет разумнее, потому что поездки по материку и полеты теперь небезопасны.
Распахнулась дверь, и в офисный пенал дробной рысью влетел располневший и облысевший мужчина в такой же красной форменной жилетке. За ним по пятам прибыл из-за стен дробный треск – невдалеке поднялась стрельба. Ольге стало еще страшнее, но она изо всех сил старалась не подавать виду.
- Я врач, - холодно оповестила вбежавшего тонкая монашка, которую звали сестра Клэр. – Дипломированный доктор-реаниматолог. Состою сестрой в приютской клинике католической миссии в Финистер Пойнт. Вот моя социальная карточка. И прочие документы, пожалуйста.
- Да-да, все в порядке, в порядке, - рассеянно бормотал лысый чиновник, близоруко уткнувшись в свой планшет, к которому он приложил пластик монахини. – Как вы знаете, процедура не предусматривает такого, но сейчас не до строгостей – вы сами все слышите. У нас катастрофа, понимаете, беда. Некуда пристраивать прибывающих, а тем более инвалидов. Данные об этих двух прибывших – девочке и женщине – уже заведены в реестр. Если вы беретесь их эвакуировать в безопасное место – мы не станем возражать. Но я отправил сообщение в таунхолл Финистер Пойнта. Ваша обязанность сообщить об их прибытии в городскую администрацию, чтобы их могли навестить тамошние сотрудники по надзору за мигрантами несовершеннолетними.
- Это уж само собой. Все будет выполнено. Больная и ее ребенок, конечно, не прошли карантин?
- Какой там карантин, издеваетесь, что ли! Они прибыли меньше часа назад, да и нельзя, сами видите - женщина без сознания. По инструкции ее следует с ребенком поместить в закрытый спецбокс. Такое правило. Только он на поверхности – их там сторожить под обстрелом никто не захочет.
- Знаю я ваш спецбокс - это же верная смерть! Больная в нем умрет через полчаса, потому что у вас нет реанимации, а девочка останется без матери. В общем, я забираю обоих. Решено! – отрезала сестра Клэр.
Младшая сотрудница приемки неуверенно помялась, но возражать не стала, а ее лысый начальник поставил метку в планшете, обреченно прибавив, что деваться некуда. Он оправдывался:
- Знаете, то и дело постреливают по территории вокруг миграционного центра. Из минометов. Тут не до бюрократии, знаете ли. Эти, террористы, не хотят мигрантов, ведут себя как звери.
- Я думаю, вы дадите нам машину? – сказала сестра Клэр.
Приемщица закивала и замахала руками с явным облегчением: - Да-да, конечно, не беспокойтесь. Через минуту подадут и помогут погрузиться.
- Мы что, на корабле поплывем? – полюбопытствовала Ольга.
- Да. Так будет лучше, - ответила сестра Агата.
И добавила, что Ольга пойдет в школу, потому что без учебы девушке никак невозможно. Ей дадут все нужное, а сама Ольга будет жить при монастырской больнице, в которую поместят ее маму.
***
Ехали в раздолбанном микроавтобусе медицинской помощи. Худощавая сестра Клэр и в самом деле оказалась не новичком в медицинской практике и очень ловко управлялась с аппаратурой, в отличие от грузной сестры Агаты, всю дорогу бормотавшей молитвы. Напрягая слух, Ольга опознала латынь. Ничего не было видно за темной дорогой – ни бликов