славить его, приписывать ему какие-то мифические успехи, достижения и достоинства. И это после всего того, что вскрылось после его отставки, какие немыслимые хищения и злоупотребления! Сергей Семёнович Собянин, человек по-настоящему уважаемый и дорогой для нас, москвичей, не может до сих пор разгрести весть тот бардак и раздрай, что ему в наследство достался!...
В Думе же, тем не менее, раз за разом уже раздаются голоса депутатов памятник Лужкову поставить в Москве, назвать улицу его “светлым” именем, которые пока не находят поддержки у большинства - да, правильно. Но это только пока. Сдаётся автору, что это - начало и первый камень в патриотический огород. Со временем, когда поутихнут страсти, поставят Юрию Михайловичу и памятник где-нибудь в тихом сквере, и улицу его именем назовут, зная упорный характер лужковских дружков-кукловодов - и деньги, что у них имеются.
Бедная-бедная Россия! Бедная Москва! Чудный и милый город, Матерь всех городов русских! Уж кем тебя, смирную, кроткую и без-словесную, совестливую и терпеливую до крайности, только не оскорбили, не испохабили за 30-ть последних лет господа демократы и либералы, какими с потрохами продавшимися русофобами не наградили без согласия и обсуждения! Проспектами Сахарова и Андропова, памятником и улицей патологического ЛЖЕЦА, свихнувшегося на антисоветизме МАНЬЯКА и ГРАФОМАНА-Солженицына, улицей шабес-гоя Колмогорова, власовским стягом над крышей Сената в Кремле наконец, который лишь ненависть вызывает и отчуждение у простого народа! - не восторг сердечный! Про Петра Первого и Владимира-Крестителя не говорю: два этих мутных и продажных деятеля-реформатора в печёнках сидят уже и в голове каждого россиянина на подсознательном уровне, вся пропагандистская машина без сбоев и устали на их прославление работает день и ночь в течение столетий. И их из русской генетической памяти просто так не вытравишь обычной книгой или статьёй. Да антирусские Власти и не позволят этого - вытравлять: в два счёта прикроют автора или вообще прихлопнут.
А уж открытых памятных досок на столичных зданиях за 30-летний период и не сосчитать в честь разной либеральной шушеры и мелкоты, дорогущих надгробий и беломраморных изваяний на престижном Новодевичьем кладбище! И всё сплошь ярые и убеждённые масоны и антисоветчики-разрушители прославляются и превозносятся до небес, активно работавшие на Интернационал, на Тайное Мiровое правительство под полным и неусыпным контролем Сиона.
Дойдёт ли когда очередь до русских велико-державников-патриотов? - интересно было бы знать, - тех же лидеров ГКЧП и безвестных защитников Дома Советов осенью 93-го! того же Егора Кузьмича Лигачёва, Анатолия Ивановича Лукьянова, убиенного генерала Рохлина! Увидим ли мы когда в столице памятники и улицы Галины Улановой и Георгия Свиридова, академика Понтрягина, Сергея Бондарчука и Василия Шукшина, например. Всех тех, кто трудился в поте лица и не щадя живота своего не на разрушение, а на созидание; кто никогда Россию-Родину не чернил, не хаял и не покидал, и на Сион не работал? Или это - несбыточные мечты, про которые и говорить не стоит, бередить душу и нервы себе и читателям?...
И ещё вот о чём в завершении темы хочется предупредить доверчивых россиян, не искушённых в истории и политике. Как только начнёт кто-то в будущем ратовать опять за “поворот рек”, за исключительную полезность и целесообразность проекта, - знайте и будьте уверены, что деятель этот - скрытый России враг, за которым стоят тёмные разрушительные силы! Категорически не слушайте его, не голосуйте на выборах, не поддерживайте морально и материально, а поскорее гоните взашей. Ибо добром те его сладкоголосые песни для нас, православных русских людей, не кончатся…
Часть шестая: Отъезд Свирежева за границу после краха СССР. Страшная новость о смерти Учителя на чужбине. Тоска-печаль на душе
1
В середине 1980-х годов произошло значительное событие в моей жизни: я наконец женился, и у меня появился верный и надёжный друг - Стрекалова Марина Ивановна, моя дорогая советчица, подсказчица и помощница на долгие-долгие годы, каких у меня прежде не было никогда, за исключением матушки, мой надёжный ангел-хранитель. И почти одновременно с этим началась знаменитая горбачёвская перестройка, во время которой страну залихорадило, задёргало и зашатало из стороны в сторону как при ядрёной качке; а потом и вовсе по швам затрещало всё в государстве, и началась предсмертная агония, кончившаяся Беловежским распадом и разделом Союза. Важнейшие новости и перемены следовали одно за другим, которые как магнитом притягивали к себе всё моё внимание и сознание.
Стало уже не до бывших приятелей и друзей, не до родного и любимого Университета, куда я раньше как в Божий Храм на причастие и молитвы ездил, где душою подпитывался и отдыхал… И Юрия Михайловича я тогда тоже потерял из вида. Звонил к нему несколько раз во второй половине 80-х, - но мне всегда отвечали его сотрудники, что он в командировке, и вернётся не скоро. Спрашивали, что ему передать… Я извинялся и опускал трубку - ждал другого раза и другого звонка, когда мне наконец повезёт, и можно будет встретиться с Учителем и последние новости обсудить, отвести душу…
Но встречи так и не произошло до начала 90-х годов: не пересеклись ни разу наши стёжки-дорожки. Жалко! Мы оба были предельно заняты и напряжены, оба с тревогою ждали конца славной Советской Эпохи - к чему тогда неотвратимо дело шло, - мы готовились, одним словом, достойно встретить очередное крушение Великой Русской Державы, не зная, впрочем, как…
Потом был август 1991 года и знаменитый ГКЧП, декабрьское крушение СССР и кровавые события осени 1993 года. Проиграв подчистую битву за Верховную власть в стране, в которой я, сознательный и убеждённый член Фронта Национального Спасения, активно участвовал на стороне оппозиционного Верховного Совета, - так вот я, предельно расстроенный и измочаленный, приготовился к худшему - к распаду России. А поскольку противостоять этому разрушительному действу ресурсов у разгромленной оппозиции уже не имелось в наличии, и надо было испить до конца с горькой отравой чашу, - я внутренне успокоился и душою обмяк: сил у меня тогда ни на что уже не осталось…
2
Чтобы не видеть и не слышать тот сатанинский шабаш и без-предел, что устроили господа-ельцинисты после победы, я плотно “закрыл глаза” и “заткнул уши”. После чего глубоко и надолго засел за письменный стол и книги, чтобы осмыслить пережитое и будущим поколениям его передать по возможности честно и точно: трагической осенью 93-го я мысленно поставил перед собой именно такую задачу и цель. Ей я до сих пор фанатично и без устали следую.
В тот момент я как раз и узнал от наших общих знакомых, что моего Учителя в России Ельцина уже больше нет, что он уехал на ПМЖ в Европу. В 1992 году, как раз в разгар гайдаровской шоковой терапии, Юрий Михайлович, желая спрятаться от неё, стал одним из соучредителей Потсдамского Института по исследованию климатических воздействий (Potsdam Institute for Climate Impact Research), возглавил Объединённый отдел системного анализа в Институте и с этого времени жил и работал в Германии. Там он много сил и времени отдавал разработке и руководству целым рядом международных экологических проектов, как и молодым немецким коллегам, «прививая им высокие стандарты отечественной математической и методологической культуры для решения междисциплинарных задач»…
3
Отъезд Учителя за рубеж для меня не стал новостью: все мои товарищи-аспиранты, с кем я усердно пьянствовал несколько послеуниверситетских лет, став кандидатами и докторами наук в 1980-е годы, в лихие 90-е тоже дружно умотали в Америку и Европу, осели в итоге там, пустили корни. И способствовала их отъезду разрушительная политика команды Бориса Ельцина, сознательно прекратившая финансировать фундаментальную науку - чтобы тем самым выкинуть русских учёных-теоретиков за рубеж: пусть они, дескать, там умение и навыки свои применяют, а не в сиволапой России, что взрастила и вскормила их, обучила и на ноги как профессиональных учёных поставила. Потратив на моих бывших друзей и товарищей-аспирантов огромные деньги, Мать-Россия не получила в итоге от них, высокообразованных специалистов, ничего взамен: пенки с их таланта и обширных знаний потом обильно снимали на Западе. И не стыдились, не чурались этого, патентованные захребетники-паразиты. Не стыдятся и не чураются и до сих пор - это с европейской-то и американской природной спесью и гонором!…
Итак, узнав об отъезде Свирежева, я не расстроился сильно, не загрустил: принял это как неизбежность, как сообщение синоптиков о плохой погоде. Почему-то уверен был, что долго он там, коренной русак, не протянет - непременно вернётся назад. Вот кончатся, думалось, после-перестроечная разруха и бардак в стране, уйдёт на покой президент Ельцин вместе со своей воровской командой - и всё у нас опять успокоится и наладится, в привычное русло войдёт. Глядишь, и вернутся тогда умные люди домой, гайдаровскими реформами вытолкнутые за пределы Родины, - и опять мы с Юрием Михайловичем в Москве увидимся и поговорим. Нам будет, что вспомнить и рассказать друг другу…
4
Но летом 2007 года я неожиданно вдруг узнал страшную для себя новость, что прошедшей зимой, 22 февраля, мой дорогой и любимый Учитель скоропостижно скончался в Германии в возрасте 68 лет от остановки сердца. И, значит, больше мы с ним уже не увидимся и не поговорим в этой жизни! Лишил нас Небесный Отец долгожданной земной встречи...
Мне тогда было 49 лет - солидный, в общем-то, возраст, зрелый. И я пережил уже много смертей - и товарищей, и сослуживцев, и родственников. И признаюсь, они, смерти эти, изрядное количество душевных сил у меня забирали, как правило, надолго радости жизни лишали, покоя, душевного равновесия и комфорта. Так уж я глупо и непрактично устроен: кожа моя “нежна” и “тонка”, хотя я и скрываю это… А 25 ноября 1997 года я и вовсе похоронил батюшку, Стрекалова Сергея Дмитриевича, за которым как за каменной спиной себя всегда чувствовал, и уход которого в мiр иной огромную жгучую рану внутри оставил! Будто бы там, за грудиной, целый кусок в моей душе оторвался и отлетел - и рана долго не зарубцовывалась, не заживала. Несколько лет кровоточила и саднила, зараза такая, давала о себе знать… А когда, наконец, зажила - взамен остались одиночество и тоска, и чувство неоплатного долга, которые до сей поры не проходят, мучают и изводят меня. От них спасает исключительно умственная работа, и только она одна. А работа кончается - и начинаются муки. Не знаю, куда деваться от них.
Про недавнюю смерть матушки, Стрекаловой Антонины Николаевны, и не говорю - это вообще отдельная и очень печальная для меня тема, которой даже не хочу касаться всуе и вскользь…
5
Со смертью Учителя ничего не оторвалось вроде бы и никакого кровавого месива внутри не образовалось - врать и лукавить не стану. Юрий Михайлович не был мне ни родственником, ни вторым отцом, и с уходом его от меня ничего не убыло, вроде бы, - в физическом, материальном, защитном смысле... Но подлюка-тоска навалилась -
