стояло за Ивана Матвеевича горой, не отдавало его на поругание и съедение.
В чём заключался его “антисемитизм”? - поясним поподробнее и подоходчивее. В том, исключительно, что он не выделял иудеев из толпы, из общей массы сотрудников: для него все люди были равны, вне зависимости от крови, веры, социального статуса и положения. И потому он мог уволить с работы какого-нибудь нерадивого еврея, если тот оказывался полным ничтожеством, бездарем и пройдохой - чьим-то родственником или сынком, блатным товарищем, одним словом. Мог прокатить еврея-диссертанта на защите диссертации или при выдвижении в Академию наук СССР - если считал, опять-таки, что претендент не подготовлен, не тянет, не сроднён с наукой. Но он это и с русскими математиками практиковал, разумеется, и гораздо чаще и строже даже. Однако ж, для великороссов это было личным и частным делом - увольнение или не-выдвижение: они это переживали молча, всеобщей трагедии из этого не делали, не поднимали шума и не держали зла, пресловутой русофобией и мракобесием не прикрывались. Искали причины в себе, как правило, начинали лучше готовиться, чтобы повторить попытку, - вот и всё… А вот обиженные и униженные евреи-истерики сразу же поднимали вселенский вой и гвалт, и пыль до небес, дружно вставали в позу. И принимались остервенело третировать и оскорблять недоброжелателей-великороссов - прикрываться спасительным во все времена антисемитизмом…
Вообще, надо хорошо знать главный закон жизни, или человеческого общежития - если точней, что любой человек, любой! пытающийся призвать евреев к порядку, заставить их жить как все, моментально становится антисемитом - со всеми вытекающими отсюда лично для него, правдолюбца и порядка-любца, печальными, а то и вовсе трагическими последствиями. А уж ежели он ещё и попробует рот раскрыть и всю правду про иудеев мiру выложить, про их реальные, а не мифические, не пропагандой вымышленные дела, - всё, конец, поминай того борзого парня как звали. Не любят, ох и не любят братья-евреи правду про себя от гоев выслушивать: сурово и безжалостно наказывают всех, кто её прилюдно вещает. Про них - как про покойников: или хорошо, или ничего. Так именно наш мiр устроен…
Хотите пример? Пожалуйста! Вот написал и опубликовал глубокоуважаемый мной Игорь Ростиславович Шафаревич в 1982 году свою знаменитую «Русофобию», где попытался приподнять завесу тайны - только лишь приподнять! - над неприглядными деяниями евреев в России после Октября Семнадцатого. Правдиво и мужественно написал, поработал человек на славу, что называется, подтверждая каждое слово и цифру фактами, выдержками из книг.
И что же, спросите, каков итог?! Да самый что ни наесть плачевный! Его сразу же окрестили клеветником, махровым юдофобом и черносотенцем в прессе, идеологом новых погромов, исключили из всех иностранных академий наук, это его-то - алгебраиста №1 в мире в 1960-1980 годы! автора уникального учебника по этому предмету! А потом уволили из МГУ и института Стеклова. Словом, оставили без куска хлеба и будущего человека, оставили умирать. Спрашивается: за что?!
За то, что он в своей книге в частности написал:
«Есть только одна нация, о заботах которой мы слышим чуть ли не ежедневно. Еврейские национальные эмоции лихорадят и нашу страну, и весь мир: влияют на переговоры о разоружении, торговые договоры и международные связи учёных, вызывают демонстрации и сидячие забастовки и всплывают чуть ли не в каждом разговоре. «Еврейский вопрос» приобрёл непонятную власть над умами, заслонил проблемы украинцев, эстонцев, армян или крымских татар. А уже существование «русского вопроса», по-видимому, вообще не признаётся»…
Про то же самое, по сути, но только в более мягкой форме говорил и писал и другой славный представитель Московского государственного Университета, Вадим Валерианович Кожинов, младший современник Игоря Ростиславовича, последние годы жизни тесно сотрудничавший с ним в журнале «Наш современник».
Так вот, «невзгоды тех или иных людей еврейского происхождения далеко не всегда были связаны с этим самым происхождением, - писал он про какую-то прямо-таки маниакальную нетерпимость евреев к критике и бытовым и социальным проблемам в своём фундаментальном исследовании “РОССИЯ. Век ХХ”. - Между тем сложилась прочная “традиция”, в соответствии с которой любые неприятности любого еврея объясняют “государственным антисемитизмом”… В своё время был популярен характерный анекдот:
- Что ты такой грустный, Абрам?
- Да п-п-п-поступал н-н-на р-р-работу, и н-н-не взяли к-к-как еврея…
- А куда ты посупал-то?
- Д-д-д-диктором н-н-на р-р-радио!!!...»
Стенания и вечные слёзы неугомонных детей Сиона о своей якобы жалкой участи и судьбе бесили и бесят порой даже и самих евреев. Бориса Абрамовича Слуцкого, например, известного советского поэта, который однажды, в припадке справедливого гнева на ноющих соплеменников, разразился такими нелицеприятными виршами:
«Стало быть, получается вот как:
слишком часто мелькаете в сводках
новостей,
слишком долгих рыданий
алчут перечни ваших страданий.
Надоели эмоции нации
вашей,
как и её махинации.
Средствам массовой информации -
надоели им ваши сенсации».
Сами-то евреи хорошо понимают, убеждены! - наиболее порядочные из них, по крайней мере, - что в действительности дело обстоит не так плохо и страшно. И жили они в СССР (как и в современной ельцинской России живут, тем паче) очень даже комфортно, вольготно и богато, как ни одна другая нация не жила. Мало того, исподволь вершили все ДЕЛА на политическом, идеологическом и финансовом фронте. После смерти Сталина, по крайней мере. О чем они периодически и проговаривались в печатных и электронных СМИ.
Вот что написал, к примеру, на Западе один бывший сотрудник «Литературной газеты», уехавший на ПМЖ в США, о национальном составе и нравах «Литературки» в 1970-80-е годы:
«В «Литгазете» еврей был главным редактором (Чаковский) и ответственным секретарём (Гиндельман), отдел экономики возглавлял еврей Павел Вельтман (он же Волин), отдел науки - еврей Ривин (он же Михайлов), отделом искусств руководил еврей Галантер (он же Галанов), даже самый крупный раздел русской литературы возглавлял еврей Миша Синельников.
Итак, лучшую в стране газету доверили делать евреям, и я не мог не радоваться этому чуду. Что значил этот загадочный фило-семитизм?
…то, что я попал в самую умную, самую демократичную и самую еврейскую газету в стране, в моих глазах искупало всё». /В.Перельман «…И снова иллюзии». «Русская мысль», 14 ноября 1974 года/...
Теперь же это всё тупыми и без-совестными либералами называется “советским государственным антисемитизмом послевоенных лет”!!! Как вам это нравится, дорогие мои читатели и друзья?!!!...
9
Автор может полностью подтвердить все приведённые выше высказывания и мудрого и мужественного В.В.Кожинова, своего духовного наставника и учителя, и поэта Слуцкого, и редактора Перельмана, - и от себя добавить, что я, например, столкнулся с т.н. “бытовым антисемитизмом” довольно рано: как только поступил в Московский Университет. Став осенью 1975 года студентом-первокурсником мехмата и приезжая на побывку домой, я часто слышал от своих бывших дворовых товарищей и одноклассников один и тот же странный вопрос: «А правда ли, Сань, что в МГУ не берут евреев?...» Я, разумеется, таращил глаза и уверял собеседников, что это не так, что это - байки. Пытался выяснить: откуда-де такие сведения проистекают, от кого? И все мне отвечали одно и то же: «Говорят…»
Для меня это было дико - слышать подобные нелепые слухи. Хотя бы потому уже, что добрая половина профессоров и доцентов мехмата во второй половине 1970-х годов были чистокровными евреями. Мало того, на мехмате даже были целые кафедры, целиком и полностью состоящие из евреев. Кафедра дифференциальных уравнений, например, как и кафедра теории функций... Много было евреев и среди студентов, моих ровестников. Как тех, кто носил чисто еврейские фамилии: Юсин, Юнус, Арнольд, Гельфанд, Шахрай, Чулаевский, Тумаркин, Альтшулер, Неретин, Пинчук, Жигинас и, кажется, кто-то ещё. Разве ж всех их упомнишь, сохранишь в голове из-за их обильности?! Так и тех, у кого фамилии были прибалтийскими, польскими, украинскими и даже русскими, про которых никто не думал и не гадал, что в действительности они - евреи: это уже потом выяснилось.
Со мной, например, на первых двух общеобразовательных курсах в группе учился Ян Рачинский - невысокий, худенький, сутуловатый паренёк с густой шевелюрой огненно-рыжих волос на маленькой головке. Студент весёлый, добродушный, покладистый. Так вот, все думали, и я в том числе, что он - обрусевший поляк. И все пять студенческих лет он и был для нас рыжеволосым весельчаком-“поляком”… А буквально пару лет назад я увидел Яна на одном из политических ток-шоу на ЦТ - и не узнал его. На стуле перед телекамерами уже сидел матёрый, заметно лысеющий, упитанный и высокомерный еврей с огромными густыми усищами, как у С.М.Будённого, активный член какой-то столичной правозащитной организации - абсолютно нетерпимый уже к чужому мнению и инакомыслию человек, готовый оппонента разорвать на части. С пеной у рта он поливал грязью “тирана-Сталина” - главная у правозащитников песня, достаточно примитивная, надо заметить, пошлая и заезженная, от которой нормального, думающего россиянина уже порядком тошнит. Но которую они, правоверные иудеи-правозащитники, всё крутят и крутят без продыха и остановки: так их всех круто муштруют и настраивают, вероятно, в синагогах на определённую волну, выгодную Сиону.
Мне было удивительно, дико даже всё это со стороны наблюдать. И видеть воочию, убеждаться, как от прежнего юношеского добродушия, покладистости и романтизма моего рыжеволосого однокашника не осталось уже и следа: будто из человека всё шприцем взяли и выкачали его теперешние наставники-кураторы… Я, помнится, смотрел на экран с ядовитым прищуром глаз и с грустью и ужасом думал: «Господи! Что же такое произошло за эти годы с нашим худеньким “поляком”-Яном? И почему произошло?... Может, его подменили вообще, или зомбировали злые люди?!...»
И сам я целых четыре года, как оказалось, что меня повергло в глубокий шок, жил в одной комнате с двумя евреями: одним с прибалтийской фамилией, жителем Западной Украины, другим - с русской фамилией, жителем Зеленограда. Я и помыслить, и представить себе не мог, что мои приятели по общаге - евреи: настолько они были не отличимые от нас, русских парней, по повседневному поведению. А я ведь с ними обоими общался достаточно плотно в течение 4-х долгих студенческих лет, неоднократно ходил в походы на байдарках, на слёты КСП ездил, дружил, ежедневно ужинал за одним столом, пьянствовал и на танцы бегал, часто и откровенничал даже по разным сугубо-личным вопросам. Да мало ли ещё чего между нами в ту пору было! И ни разу ни один из них не заикнулся мне про свои еврейские корни, ни разу! Все мы были тогда советскими - и не тяготились этим.
В советские годы, помнится, или во времена моей юности - правильнее сказать, в Москве значился всего лишь один официальный еврей - Иосиф Давидович Кобзон, кто не скрывал своей национальности никогда, русского из
