никто об него руки марать не желал: себе дороже б вышло. Он же мстительный и страшно вонючий был, повторю, как туалет привокзальный, давно не чищенный. И любой суд столичный был бы на его стороне - вот что самое-то мерзкое и обидное. «Чего, - спросил бы судья или прокурор, - ты, молодой малый, со стариком-то связался? Дурачок что ли?»... Москва, Витёк, это тебе не ваша глухая деревня, где всё попроще устроено и попрямей, где до прокурора и суда далеко, да и люди юридически не подкованные. Поэтому-то и отношения у вас там понадёжнее и почестнее гораздо: тяжёлый кулак, он правду быстро найдёт и подлеца в два счёта накажет…
96
- Или вот тебе другой пример приведу с подставами, уже из нашей с ним совместной работы, который я только что вспомнил. Этот гнидос недоделанный никогда не ходил в парикмахерскую - патологически-жадным был, экономил средства буквально на всём по всегдашней своей манере. Его Танька Куклёнкова на работе стригла в рабочий полдень, когда мы, молодые насельники второй комнаты, разбегались кто куда: кто - на обед, кто - в магазин, кто - играть в домино или шахматы, - и наша вторая комната пустела. Вот они и пользовались моментом: Равиль раздевался до пояса, садился за шкафом на стул, и Танька стричь его начинала принесёнными заранее ножницами. Представляешь, ещё и стригла его ежемесячно, засранца, была личным его парикмахером. Это помимо всего остального, что она для него, татарина хитрожопого, делала. Мужик, короче, эксплуатировал бабу по-максимуму, как я тебе уже говорил, всё из неё выжимал, что было выжать возможно… Хотя, если уж честно признаться, стригла-то она его кое-как, без души: не умела это делать и не любила, руки у неё не под расчёску и ножницы были заточены - под лопаты и грабли больше, под огород. Но он её очень просил, заставлял прямо-таки - давай и всё. И она не отказывала по всегдашней своей манере ему, козлу, уступать, “любовь” его отрабатывать…
- И вот однажды, в 90-е годы это произошло, опять-таки, когда у нас из молодых не осталось уже никого, постригла его Куклёнкова в очередной раз и пошла руки мыть в туалет, чистить расчёску и ножницы от грязи, от перхоти усмановской. А этот упырь отряхнулся, оделся и ко мне шасть: я в этот момент в комнате сидел и читал газету. Подходит и шепчет на ухо, хотя в комнате не было никого: «Валер, посмотри и скажи, как меня Танька постригла-то?» И крутится по-бабьи передо мной, башку “оболваненную” мне показывает. «Да нормально, - отвечаю, - подстригла. Сзади только неровно, полосами, а так - ничего, сойдёт, ходить можно»... А сам про себя думаю: «Да тебя, м…дака, как угодно стриги, хоть и спьяну даже - всё хорошо будет, всё правильно и прилично, как тому барану колхозному. Кто на тебя внимание-то когда обращает, на чучело огородное, кому ты со своей “красотой” нужен»… Он нахмурился, гад, отошёл и затих, бумажками зашуршал на столе, перекладывая их с места на место по обыкновению. Минут через пять пришла и Татьяна из туалета, усталая, села за свой стол и тоже стала что-то читать от скуки. А я, посидев ещё минут пятнадцать-двадцать, пошёл по коридору пройтись, подышать и размяться…
- Возвращаюсь через какое-то время назад, открываю дверь в комнату, захожу и вижу, что Усманова на месте нет уже - умотал куда-то. Одна Куклёнкова читает сидит, насупившаяся, которая мне на пороге прямо претензии предъявлять начала.
«Чего это ты, Валер, - стала выговаривать мне недовольным голосом, - Равилю на меня наплёл, что я-де стригу его плохо, не ровно и не профессионально? Позорю, мол, такою стрижкой его. Как умею, так и стригу. Чего ты в наши дела-то лезешь?»
«Это я лезу?! - взорвался я. - Ну вы даёте, ребята! Это он ко мне лезет! Подошёл сразу же и спрашивает: как ты его, дескать, подстригла, посмотри и оцени. И стоит-крутится передо мной, башку свою дурную показывает. Я и сказал, что сзади неровно, а в целом нормально. Какие ко мне претензии-то?!... Ты, вон, ему претензии предъявляй, дружку своему закадычному. Чтобы он втихаря от тебя не приставал ко мне и не просил со стороны оценить качество твоей работы. А потом моими же устами якобы тебе замечания не высказывал, неудовлетворение. Это вместо того, чтобы спасибо сказать и деньги тебе заплатить за стрижку. Чего ты ко мне, а не к нему пристаёшь, интригану этому? на мне зло срываешь?»
«Ну не знаю, не знаю», - недовольно поморщилась тогда Татьяна, повторяя Веньки Исаева слова, и отстала от меня, глазами в книгу уткнулась… И неделю потом со мной не общалась, не разговаривала, м…нда! Зараза этакая!…
97
- В общем, выродок был настоящий этот Равиль, сволота законченная, стопудовая, дегенерат, дерьмо и подонок, ничтожество. Двуногое хищное существо в своём полном и совершенном развитии, у которого ежедневно только одна-единственная мыслишка в башке и носилась юлой: как бы половчее кого обмануть, наказать, наеб…ть, бракованную книжку втюхать; как кому в карман втихаря залезть, наконец, и всё оттуда подчистую выгрести.
- Ты это образно сейчас говоришь, Валер? для красного словца? - не поняв последнего утверждения, уточнил я. - Или же прямым текстом шпаришь.
- Прямым, Вить, именно прямым! Какое тут может быть иносказание или “красное словцо”, окстись? - когда эта сука поганая однажды именно ко мне в карман и залез. Перед уходом наказал меня, сволота, самым мерзким и подлым образом - деньги у меня украл, половину причитающейся мне за май-месяц зарплаты!... Из-за этого-то я и уволился сразу же, подвёл под научно-исследовательской работой черту, понимая, что всё - конец: дошёл наш коллектив до ручки. И надо оттуда бежать - быстро и без оглядки. Пока без штанов меня там не оставили “товарищи по работе”...
Я, опешивший, от удивления разинул рот и хотел было попросить напарника всё это поподробнее мне рассказать, - но Валерка не затруднил меня подобным вопросом и разговором лишним: сам всё нервно и горячо рассказывать принялся, душу свою облегчать исстрадавшуюся.
- Я тогда в первых числах июня отгулы себя оформил, помнится, за свой счёт: у меня тётушка умерла в деревне, родная сестра матери, и мы туда с матушкой моей ездили на похороны, жили там. У меня матушка-то деревенская, из Рязанской области родом, из Луховицкого района. Туда мой отец по молодости частенько ездил, к родственникам отдыхать, там познакомился с ней, привёз в Москву, поженился. Он тогда как раз с первой женой разошёлся, с Валькой-то своей, несколько лет холостым ходил и гусарил. Вот матушка моя ему там и приглянулась, в деревне-то, пришлась по сердцу, согласилась выйти замуж за москвича. После чего тоже стала москвичкой, как и отец, хотя все братья и сёстры её до сих пор в Рязанской области проживают, как и мои братья и сёстры двоюродные по материнской линии. И сестра её там жила, тётя Зина, хорошая работящая баба, к которой мы регулярно летом за вишнями и яблоками ездили: у неё был огромный вишнёво-яблоневый сад… Она умерла в начале июня 95-го, второго числа, по-моему. Мы и поехали туда вдвоём, и дней десять меня в Москве не было. На законных основаниях, заметь, Вить: выходные себе оформил неоплачиваемые, на которые имел полное право, особенно в 95-м, когда у нас и без оформления-то напропалую гуляли все. Но я оформил, сознательно это сделал - чтобы с Кириллом не связываться и не унижаться.
- А у нас на работе 8-го числа зарплата традиционно платится. Любка Савельева идёт в кассу в обед, получает там деньги на весь отдел, потом поднимается к нам и раздаёт в предбаннике у Скворцова зарплату. Если кого нет, допустим, по какой-то причине, за него получают бабы наши и кладут деньги в конверты, которые у нас на каждого ещё в 93-м году специально для этого и завели - для удобства расчётов с отсутствующими. А конверты в сейфе лежали в третьей комнате. Ключ от сейфа находился у Кирилла в столе, в верхнем ящике. И все об этом знали, естественно. Если человека во время зарплаты или аванса не было, он приходил потом в институт, брал ключ из стола Радимова и доставал из сейфа свою зарплату, не бегал по бухгалтериям и институтским кассам: это всё очень канительно и хлопотно было, деньги задним числом получать, которые по правилу-то назад в кассу должны были бы Савельевой отдаваться. Система, когда сотрудники получали зарплату без самого человека, в целом себя оправдывала, и ломать её, однажды введённую, мы не хотели. Зачем? Скандалов с кражами до меня у нас вроде бы не было…
- Я в этом скандальном списке оказался первым, по сути. Приезжаю на работу 11-го июня, иду в третью комнату, здороваюсь там со всеми, с Кириллом, что сидел за столом, за руку; при нём достаю из его ящика ключ, открываю сейф, лезу в свой конверт, вынимаю деньги, считаю - глядь, половины суммы нет, не хватает. Считаю второй раз и третий - нет половины зарплаты, и всё тут… Ошалеваю от этого, разумеется, обращаюсь к наблюдавшему за мной Кириллу, спрашиваю того: «А кто зарплату-то у нас последний раз за всех получал?» «Куклёнкова, - отвечает Радимов. - А что случилось-то?» «Да ползарплаты пропало, - говорю. - Пойду к Таньке разбираться»… Иду в свою комнату, спрашиваю Татьяну, получила она мою зарплату и сколько. Она отвечает спокойно, что да, получила-де три дня назад и всю её положила в мой конверт как обычно; клянётся, что не взяла ни копеечки, в чём я и не сомневался. Иду опять в третью комнату, ищу в сейфе - денег нет. Пропали денежки… «Половину моей зарплаты украли, - зло опять обращаюсь к Кириллу. - Что за х…рня-то у нас начинается, Кирилл Павлович? Деньги из сейфа в наглую уже крадут, а спросить не с кого. Никто ни за что не отвечает и не желает отвечать в нашем грёбаном секторе. Порядочки, ё-моё!»
- Может, кто в долг взял, да забыл предупредить? - неосознанно вслух высказал я первое, что сразу же пришло на ум.
- Было у нас и такое, Витёк, ты прав, - поморщившись, обречённо махнул на это рукой Валерка. - Действительно, брали в долг иногда чужие зарплаты или авансы, когда кому-то деньги были срочно нужны, позарез, - но непременно предупреждали Кирилла или Вадима; и обязательно писали записку, которую клали в конверт… А тут ни предупреждения тебе, ни послания. Нет, Вить, спёрли денежки, пошло и нагло спёрли, что доподлинно и подтвердилось потом, по прошествии времени… А тогда, 11-го числа, вижу, что Кирилл Павлович сидит - морщится, кряхтит и сопит недовольно: всё это ему сильно не нравилось, разговоры такие, склоки с разборками. Прямо-таки не терпел и на дух не переносил, старый урод, никаких проблем на работе и старался в них не участвовать - на дурачка-Вадима старался их перекладывать, а своё здоровье беречь... «Ходи на службу, как все, тогда и проблем не будет, - заявил он мне, помнится, с укоризной. - А то тебе сначала получи зарплату, потом в конверт положи, а потом ещё и сиди и следи за ней, карауль, чтобы она не пропала, пока ты гуляешь. Хорошо ты жить хочешь, молодец! Я и сам бы так пожил с удовольствием»…
«Кирилл Павлович! - не стерпел и взорвался я от такой нагловатой и несправедливой проповеди. - Я неделю целую был в деревне, тётушку хоронил. И Вы об этом прекрасно знаете. Для этого я и оформил отгулы за свой счёт. Какие ко мне претензии-то?!... Не хотите деньги мои караулить - не надо. Я лично Вас и не прошу и никогда не просил об этом. Принесли 8-го числа мою зарплату в отдел, а меня нет - ну и отнесли бы её
