Украинский гамбит

По двору бегали лохматые кавказские овчарки.
База, понял Костя. База этномутантов. А их искали южнее.
Его молча схватили и поволокли в дом. А когда поставили на ноги в горнице, он увидел, что за большим крестьянским столом сидит никто иной, как сам Каюров собственной персоной с пистолет в ярко-жёлтой кобуре.
– Что… – добродушно засмеялся Каюров, – обхитрить нас хотели?
– Хотели, – согласился Костя, увидев в окне, как этномутанты бьют Игоря Божко. – Зачем вы его калечите?! Зачем?!
– Не нервничай! Садись!
Высокий, худой человек с маленькой головой и с диким прикусом толкнули его на лавку.
– Разговор у нас будет короткий и деловой, – добавил Каюров. – Сейчас вы очухаетесь и пока не стемнело, поедем снимать ваш геноцид.
– Какой геноцид?.. – очень удивился Костя, оглядываясь и пытаясь ослабить веревку на руках.
Дом был ухоженным с любовью, дерево внутри светлое, пахучее, стол выструган до белизны, на окнах цветастые занавески. По углам – пучки трав, за спиной – настоящая русская печь, а главное – ни с чем несравнимый запах поленьев. Только о занавеску вытерли грязные руки, сорвали один кустик и он, рассыпавшись, лежал в углу, да нанесли грязи с улицы. Лесника не было видно. А может, он один из них? – подумал Костя. И вдруг понял, что лесника давно убили, иначе бы он не позволил гадить в собственном доме.
– Против нас, который вы учинили в марте и в апреле, – сказал Каюров, прервав Костины размышления.
На столе стола бутылка мутного самогона и бутылка водки. Косте вдруг захотелось выпить, но не водки, а именно самогона – крепкого и вонючего.
– «Ковер демократии», что ли? – на всякий случай уточнил Костя.
– Ну да, – ничуть не удивился Каюров.
– Но ведь всё уже кончилось? – словно о сущей ерунде, удивился Костя. – Американцы ушли, немцы тоже. Вы будете одни воевать?
Каюров посмотрел на него так, словно Костя ничего не понимал:
– Ничего не кончилось. Есть ещё французы и бельгийцы, итальянцы, подтянутся венгры. Поляки давно не воевали. Чехи не прочь половить рыбку в мутной воде. Словаки шебаршатся. Всегда найдутся любители пожить за чужой счет. Просто придётся больше отдать, Крым, например и восточные регионы. Отгородимся мы от вас родимых, отгородимся.
– Там наши, – напомнил Костя о Крыме и о восточных областях, давая понять, что Россию рано списывать со счетов. Не допустит она такого развития событий. Не те времена и соотношение сил.
Его реплику Каюров пропустил мимо ушей. Видно, она не списывалась в его концепцию мира. Интересно, чтобы ему лично пообещали? – с легкой эйфорией думал Костя. Может, пост министра обороны или даже премьер-министра? Рыл бы он так землю? Наверняка где-нибудь в Швейцарии у него счёт с кругленькой суммой. Отрабатывает заморский дивиденды. Мысли были четкими и ясными, словно достигали сущности происходящего.
– Страсбург опять же ещё не затопило, – рассудил Каюров. – Да и НАТО в Европе никуда не делось.
Казалось, он спорит с сами собой, приводит аргументы в пользу своего выбора, но как-то неуверенно, с оглядкой в прошлое.
– Всё равно не справитесь, – подумав, сказал Костя, следя, за событиями во дворе.
Игоря куда-то утащили, не было видно ни Завету, ни Сашки. Убьют нас, подумал Костя, но как-то отстраненно, словно речь шла о литературных героях, а не о живых людях. Время надо тянуть, время. Авось что-нибудь выгорит. И вдруг стал припоминать о чём-то, что могло их спасти, но вспомнить сразу не мог.
– А это как поглядеть, – согласился Каюров.
Видно, его всё-таки мучили сомнения, страх или он боялся ошибиться. Хотя думать об ошибках было поздно, слишком далеко он зашёл. За окном промелькнула телега, полная раненых. Костя перевёл взгляд на лысого, короткопалого якута. А ведь он трусит, догадался Костя, поэтому и возится с нами, надеясь на америкосов.
– Васька! – велел Каюров. – Иди посмотри, что там.
– Ага… – сказал Васька и выскочил из дома.
Руки у него, как и тело, были худыми, непомерно длинными и торчали из рубахи, как оглобли. А лицо выглядело особенно свирепым в тот момент, когда он сосредотачивался на каком-то предмете.
– А зачем тебе всё это надо? – спросил Костя на правах старого знакомого. Ты же не «титульная нация»? Зачем тебе за кого-то каштаны из огня таскать? Всё равно «оранжевые» всегда на вас будут коситься, как на полуверцев. Люди мечутся, суетятся, а Россия остаётся.
Каюров в изумлении уставился на Костю и хотел что-то сказать, быть может, даже выдать какую-то истину. Что-то человеческое промелькнуло в него в глазах. Он даже открыл рот, чтобы возразить, и наверняка бы придумал, что возразить, но в этот момент в горницу влетел Васька, стукнувшись о притолоку:
– Зосим Степанович, Драгунца привезли!
Когда он скалился, видно было, что зубы у него упираются вдруг в друга, отчего лицо выглядело непомерно длинным, узким и вечно испуганно-циничным.
– Насмерть?! – ахнул якут.
– Да живой, вроде…
– Посиди здесь, я сейчас, – и выскочил из горницы.
– Ну что… паскуда? Свиделись? – спросил этномутант, приближаясь к Косте, засунув руки в карманы.
Было в нём что-то гнилое, несозревшее, а так и завядшее в самом начале роста.
– Что-то не припомню, – ответил Костя, прикидывая, как ему уклониться, если ударит.
– А ведь это ты в меня стрелял, – поведал этномутант.
Сразу было видно, что он торопится до возвращения Каюрова.
– Не помню.
– Вот сюда, в бедро.
– И что, уже зажило?
– По касательной прошло.
– Повезло тебе, – сказал Костя.
– Зато тебе – нет! – и ударил его слева в лицо чем-то железным.
И опять мысли у Кости потекли легко и приятно, словно им не было предела, только имели они почему-то привкус солёной крови.

***
– Героинщик! – закричал с порога Каюров. – Сифилитик! Хочешь мне операцию сорвать?! – Он подскочил, наклонился и пошлепал Костю по щекам. – Убил, сволочь!
– Да что ты… что ты… Зосим Степанович – оправдывался Балаков, пятясь и опрокидывая стулья, – журналюга просто психует. Слабаком оказался.
– Смотри, если убил, кишки намотаю, – предупредил Каюров.
От волнения он дышал тяжело и часто. Короткие пальцы сжимались в кулак. Сел за стол и налил себе водки, меча на Балакова молнии.
– Мне нужна национальная идея, а не мертвый журналист. Какой от него теперь толк! – он кисло посмотрел на Балакова. – Убил, подлюка! Сволочь! Садист! Точно убил! Давай лечи! – он изловчился и пнул Балакова, но не достал.
Костя застонал, приходя в себя. Балаков, который стоял у широкой двери, готовый дать стрекача при ухудшении ситуации, обрадовался и показал длинные, узловатым пальцем, как Иисус на отступника:
– Ну вот видишь, дядя Зосим! Я же говорил – психует.
– Смотри Васька, намотаю я тебе всё-таки кишки на кулак, доведешь ты меня до греха.
– Не сомневайся, Зосим Степанович, кто ж знал, что он такой хлипкий. Я к нему всего один раз-то и приложился.
Балаков, опасливо косясь на Каюрова, плеснул в лицо Кости самогона. Костя закашлялся. Ему показалось, что идет дождь. Потом он вспомнил, где находится и попытался подняться. На фоне окна стоял кто-то знакомый со стаканов в руке и внимательно смотрел на него.
Балаков небрежно подхватил Костю под руку и, всё ещё испуганно поглядывая на Каюрова, театрально усадил Костю на лавку. Комната сделал пол-оборота, из-за чего Костя снова едва не упал на пол, но вдруг остановилась и сделал пол-оборота в другую сторону.
– А-а-а… это вы… – произнёс он, узнав якута. – Пытать будете?
Каюров поморщился. Он давно знал, что запутался, свернул не на ту дорожку, но возвращаться было поздно и не имело смысла, получалось, себе дороже. «Оранжевые» не простят, а в родной Якутии не поймут. Да и врагов много развелось. Стоит потерять власть, как они навалятся, тяжело думал Каюров и заливал горе водкой. Терять ему было нечего, поэтому он, как в омут головой, бросился помогать американцам дискредитировать Россию. Авось что-нибудь да выгорит. Авось их власть всё-таки удержится, тогда поживём на заморских харчах. Эта единственно здравая мысль, которая грела его последние полгода, заставляла его дышать и двигаться. Выбора не было.
– Ну что? – Каюров самолично развязал Косте руки. – Согласен или нет? А то у меня, видишь, какие молодцы? – он оглянулся на Балакова, который стоял за его спиной и с тупым равнодушием, выставив челюсть вперед, смотрел на Костю.
У Кости, несмотря на дикую боль в щеке, едва хватило выдержки не рассмеяться. Высокий и тощий этномутант и маленький, круглый якут – как Пат и Паташонок.
– Костоправ ваш… – произнёс Костя, выплюнув на пол кровь и зубы, – редкостная сволочь…
– Но-но… – подался вперед Балаков, – не зарывайся!
– Остынь, Васька! – прикрикнул Каюров. – Выйди посмотри, кто там ещё приехал.
Действительно, во дворе скрипела новая телега. Раздались тревожные голоса. Забегали и залаяли собаки.
– Зосим Степанович… дай мне его!.. Дай порвать!
Его обычно тупое выражение лица вмиг сменилось чувством превосходства, которое бывает у садистов в минуту сокровенных желаний.
– Я говорю, выйти, паскуда, пока не рассвирепел! – заорал Каюров и так ударил кулаком по столу, что стаканы опрокинулись и пролилась водка.
– Хорошо… Зосим Степанович, хорошо… – испугался Балаков и выскочил из дома.
– Видишь, с кем приходится работать? – Каюров налил в стакан водки и пододвинул Косте.
Костя сидел, разминая запястья, и думал, что сейчас разбежится и прыгнет головой в окно, и будь что будет, но сил не было. Он ощупывал языком десна. Два зубы слева оказались выбитыми. Щека распухла и казалась чужой.
– Но других нет. Зато предан, как собака, и до конца со мной пойдёт. Я его в Новосибирске на вокзале подобрал ещё пацаном. Беспризорничал Васька. Он за меня действительно порвёт кого хочешь, потому что у него психики нет. Оставил он психику в детстве. Будем работать или нет?
– Будем… – произнёс Костя.
Торчащие из десны осколки зубов то и дело впивались в щеку. Говорить было больно. Поворачивать голову тоже было больно.
– Молодец! – обрадовался Каюров. – Послужишь мне, послужишь и себе. Вам повезло, что попали к нам, а не к «оранжевым» или к бандеровцам. У них с вашим братом разговор короткий.
– А вы кто? – спросил Костя, осторожно трогая щеку.
– Первый этнический батальон, – отчеканил Каюров.
– Значит, действительно повезло, – согласился Костя. – Ассистентку… Девушку только не троньте…
– Отдадим тебе твою зазнобу, хотя не скрою, она мне очень нравится. Васька!
Балаков явился тотчас, словно стоял за дверью.
– Приведи журналистку.
– Зосим Степанович… я ж её для себя оставил?! – заканючил он, – что ж её просто так отдавать?.. Надо попользоваться.
– Я говорю приведи! – вскипел Каюров. – Мне твое донжуанство вот где сидит! – Каюров похлопал себя по короткой шее.
– Без ассистентки не получится. Не поверят в студии, что мы добровольно, – объяснил Костя и потянулся за водкой. – И двоих других тоже.
– Ну извини, – развел руками Каюров. – Одного отдам.
– Почему? – спросил Костя, цедя водку мелкими глотками.
Пить было больно, но другого способа быстро прийти в себя у него не было. Силы возвращались по крупицам. Теперь надо было обмануть всех, даже самого себя, притвориться, что ты готов сотрудничать. И тут он, наконец, вспомнил, что могло их спасти – «глок» с полной обоймой, который