рассказывают про нас смешные и неприличные анекдоты, а в последнее время стали изображать нас в неприличном виде на картинках и открытках... О наших прихожанах, наших чадах духовных, я уже и не говорю. Те смотрят на нас очень и очень часто как на лютых врагов, которые только и думают о том, как бы их побольше «ободрать», доставив им материальный ущерб» (Пастырь и паства, 1915, № 1).
Религиозный смысл атеизма
В чём огромная позитивная и религиозная роль большевистского атеизма? Бог, или «теос», нынешних мировых религий, и православия в том числе, в представлении современного рыночного человека — это огромная, объективированная, отчуждённая эго-форма, буржуазная квази-личность.
По отношению к реальной исторической личности Иисуса Христа производится та же операция объективации, эгоизации и отчуждения. Христа практически выводят за скобки человечества и человечности, и из абсолютного правила для всего живого и сущего делают абсолютным исключением.
Реальный Бог может быть только Революционером и Коммунистом, какового в Истории и явил Христос.
Природа, реальная Материя, обладает абсолютной потенцией Искупления и Спасения. Постижение этой истины возможно только при совершенном единстве научного знания и религиозного чувства. И у большевиков это было.
«Социалистический человек хочет и будет командовать природой во всём объёме... Он укажет, где быть горам, а где расступиться».
Лев Троцкий «Литература и революция»
Скорость возникновения культа Ленина невольно поражает многих.
Сталин был и верховным вождём, и верховным жрецом культа Ленина.
Мавзолей Ленина реально воспринимался как новый Гроб Господень
не только тысячами простых рабочих и крестьян, но но и многими западными интеллектуалами.
«Он лежал совсем как живой, в серой рабочей спецовке, укрытый по пояс красным знаменем, стиснув правую руку в кулак и положив левую на грудь. Улыбающееся румяное лицо, маленькая, совсем светлая бородка. Высокий, разогретый кристалл преисполнен покоя. Толпы русских смотрят исступлённо — точь-в-точь как ещё несколько лет назад смотрели на румяный русый лик Иисуса на раззолоченных иконостасах. Это тоже Христос, красный. Сущность та же — вечная сущность человека, сотворённая надеждой и страхом, меняющая только имена».
Никос Казандзакис, греческий писатель, 1927 год.
«Я много раз посетил Мавзолей Ленина, но впечатления первого посещения навсегда останутся в моей памяти. Нет никаких признаков смерти. Вы склонны думать, что перед вами спящий человек, и невольно начинаешь ходить на кончиках пальцев, чтобы не разбудить его».
Вильям Уайт, американский писатель.
Святость Ленина — внутри мирская, это спасение усилиями самих людей.
Ленин пребывает в пространстве, из которого не может исчезнуть, ибо оно наделено для него окончательным смыслом.
«Мы, коммунисты, люди особого склада, мы скроены из особого материала. Мы — те, кто составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии, нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин...»
И.В.Сталин
Ветхого человека старого буржуазного мира надлежит переделать, переплавить по образу и подобию Первого Коммуниста — Ленина. Выживет только тот, кто пройдёт великое испытание, кто станет человеком особого склада, нового склада.
Ленин — первый человек, который, умерев, не ушёл, а остался в мире и соединился с миром, с миром, которому теперь надлежит стать миром, свободным от греха и тлена. Равно Ленин остался в человечестве и соединился с человечеством, с человечеством, которое теперь освобождено от всех пут и цепей, от всех форм несвободы и рабства.
Большевики-ленинцы поражали всех своей непримиримостью. И это было неотделимо от величия их демиургической задачи. Они полагались только на себя, и должны были верить только в себя и в свою веру. Исключительная возвышенность их цели предполагала и исключительно радикальные методы для её достижения. Любая терпимость воспринималась ими как непозволительная слабость.
Это было великое откровение священной человечности.
Сосуды истины, наследники первого человека, в смерти сохраняемого живым на вечные времена, они надеялись только на эту открывшуюся миру священную человечность. Попытки откорректировать их демиургический опыт отвергались как святотатство, ибо исходили от ветхого, греховного в своей буржуазности, мира.
Греховность = буржуазность
Праведник = сознательный пролетарий, коммунист и революционер
Мир, благодаря Коммунистической Революции, наполняется окончательным смыслом. Всё должно решиться именно здесь, на этой переставшей быть грешной земле, ибо она омыта кровью жертв этой Красной Революции и освящена этой кровью.
Победившая партия большевиков-ленинцев, ценою огромных кровавых жертв пересотворяя мир, обоживает, сакрализует его.
«Для внешних наблюдателей религиозный характер большевизма стал очевиден очень рано. В 1920 году между Францем Кафкой и Яноухом состоялся такой обмен репликами:
«Кафка листает принесённую Г.Яноухом книгу Альфонса Паке «Дух русской революции».
• Спасибо. У меня сейчас нет времени. А жаль. Люди в России пытаются построить совершенно справедливый мир. Это религиозное дело.
• Но ведь большевизм выступает против религии.
• Он делает это потому, что он сам — религия...»
Коммунизм — это обретение отчуждённым и ограниченным человеком своей новой самоидентичности: самоидентичности Мирочеловека, подобного Ленину.
Революция — отчасти преодолела буржуазность и отчуждение, а отчасти лишь создала симулякр этого преодоления.
Храмом религии коммунизма становится всё, к чему она прикасается.
Социалисты мыслили трансцендентное как имманентное, реализуемое в этом мире.
Социализм есть религия именно потому, что он антирелигиозен. Это вера в спасение на земле — в обществе, которое надлежит построить своими руками.
Ради Абсолютной Цели — дозволено всё.
Старые религии, буржуазные, неизбежно порождали и удерживали отчуждение. Новая религия, пролетарская, анти-религия по отношению к прежним, должна навсегда преодолеть всякое отчуждение, физическое и духовное.
Обесценивая коммунизм как религию — обесценивают породившее его время, обесценивают саму Историю и все жертвы исторического прогресса.
Мессианский интернационализм в коммунизме переходит в космизм.
Религия обессмысливается не атеизмом — а безразличием по отношению к ней. Чем принципиальнее и непримиримее атеизм — тем больше он придаёт смысл религии.
Коммунизм — система предельных и окончательных мотиваций, наполняющих смыслом жизнь, и ради чего люди готовы на любые жертвы.
Коммунизм, как и религия вообще, это вера в абсолютный смысл и необходимость Жертвы, в её космогоническую роль.
Мир Преображённый, Мир Коммунизма, в чём-то ещё более трансцендентен, чем потусторонний мир классических религий. Разделения на Рай и Ад — в Коммунизме быть не может.
Вера в неизбежность выхода за пределы дуалистической истории — религиозна.
Торжество разума в революции фактически становилось торжеством веры.
Историческая закономерность возникновения и торжества Коммунизма — фактически была религиозным упованием. Это требовало терпения, смирения, аскетизма, подвижничества и всё новых жертв.
Ленин, Троцкий, Бухарин, Сталин и другие видные партийцы далеко не случайно, и не один раз, сравнивали партию большевиков — с военно-религиозным союзом, орденом, братством.
Стихия коммунизма тем более родственна религиозному опыту — чем более радикальны атеистические установки.
Чем более страстно требование большевиками научности — тем более оно уподобляется религиозной экстатике, которая утверждает трансцендентность имманентного, совершенную научность коммунизма (и атеизма), которая и должна с абсолютной неизбежностью творчески выплеснуться из революционного разума сознательных пролетариев и привести к полному и окончательному торжеству Мировой Коммуны, в общечеловеческом и планетарном масштабе, и с дальнейшим выходом в открытый Космос.
Священное для коммуниста имманетно, внутренне присуще профанному, буржуазному миру, который должен быть радикально преображён изнутри.
Атеизм большевиков — это и форма апофатического богословия в теоретическом плане, и форма Христа ради юродства в плане практическом. Христа ради — здесь ради Мирочеловека.
Чем горячее революционная вера — тем активнее интеллектуальная работа.
Ненависть к капитализму и порождённому им милитаризму стала настоящим горючим коммунистической веры в интеллектуальных кругах.
Октябрьская революция стала настоящей отдушиной и светом в туннеле для всех, кто не мог принять капиталистический мир как единственно возможный.
Потребность в Новой Вере как у русского простонародья, так и у западных интеллектуалов была огромной, и русский большевистский марксизм давал эту веру.
Неприятие общества капитализма и недовольство собственной жизнью — в глубинах психики, на уровне коллективного сознания и архетипов, совпадали.
В 20-30-е годы Москва стала для западных интеллектуалов новой Меккой, новым Иерусалимом.
Бертран Рассел, даже критикуя Советскую Власть, был абсолютно уверен в неминуемом скором крахе капитализма на Западе.
У левой интеллигенции Запада культ Революции и Коммунизма, что уже нашло своё воплощение в СССР, был прямым продолжением неодолимой жажды революционного преображения всего мира.
СССР стал местом реализовавшейся Утопии, Новой Атлантиды, строящимся Городом Солнца, реальным «градом на холме».
СССР парадоксально стал для интеллигенции местом того, что «не имеет места», локализованной транслокальностью.
Жажда рационального улучшения мира сейчас совершенно утратила свой утопический потенциал. Опять всё более растёт желание чего-то сверх-разумного.
Опыт «реального социализма» скомпрометировал коммунистическую идею больше всей намеренной капиталистической пропаганды.
Религия глобального будущего должна быть ещё более имманентной, ещё более несовместимой с идеей «потустороннего существа».
На Западе между двумя мировыми войнами возник целый особый литературный жанр свидетельств и мемуаров западной левой интеллигенции о жизни в СССР.
Октябрьская революция реально воспринималась как самое решающее событие в истории всего человечества.
Большевики, для левой западной интеллигенции, в новой России реально осуществляли универсальную, общечеловеческую задачу построения общества без классовых, и без национальных и расовых антагонизмов, и без эксплуатации человека человеком.
Джон Рид, Альфонс Паке, Пьер Паскаль и многие другие свидетели Октябрьской революции и советофилы были полностью под обаянием этого грандиозного мирового события.
Аналогий с традиционной теистической религией избегали уже потому, что она была навсегда запятнана первородным грехом социального обмана и социального угнетения.
Москва — столица мирового пролетариата — стала для западной интеллигенции местом мощнейших духовных
