Старик и Смерть - сказка в горах сторону, сел на теплый камень, успевший согреться от лучей солнца – только что выглянувшего из-за тучки… Недолго посидел, растирая затекшие ноги, обдумывая случившееся. Чувствовал, что сил его хватит, чтобы дойти до дома. После, к вечеру, доделав некоторые дела, запущенные во время болезни, еще раз пришел сюда, на «дворик жизни». Верить или не верить тому, что было?
Время шло…
Прошли короткие месяцы и долгие годы.
Однажды, ближе к вечеру, Старик из последних сил работал на маленькой делянке – думал: успеть бы до ночи управиться. С утра давило сердце, и он трудился, превозмогая боль. Поправляя грядки, вдруг почувствовал, что сердце словно обрывается, катится вниз, в пропасть, на край того обрыва… Он только успел бросить мотыгу и прилечь на кучу свежих сорняков, как начался сильный дождь. «Наверное, это конец», – подумал Старик, даже не стараясь прикрыть себя лопухами, которые услужливо подставляли ему свои зеленые зонты.
– Старче, ты не узнал меня? – произнес чей-то знакомый голос, заглушивший шум дождя, переходящего в грозу. Лежа, не открывая глаз, Старик заметил уже знакомую, закутанную в темное фигуру Смерти, опиравшуюся на тот же крепкий посох. Старик с облегчением вздохнул, не произнося вслух ни слова: наконец-то!
– Так ты меня ждал! – воскликнула Смерть радостно. Она прикрыла Старика своим покрывалом, и ему стало мирно и покойно, боль отступала на дальний край разверзшейся пропасти, за границу мироздания.
Но Смерть не спешила к своему торжеству. Спросила:
– Ну, как тебе, старче?
Старику сначала не хотелось отвечать, но через минуту он скорее почувствовал, чем увидел, что полусидит-полулежит под маленьким навесом, который недавно пристроил к скале возле невысокого дерева. Дождь поливал огород, и было слышно, как где-то вдалеке барабанил град.
Посох Смерти маячил прямо перед глазами. Смерть проговорила:
– Вижу, вижу, ты уже тяготишься Жизнью, потому что лет тебе немало. Ты хоть знаешь – сколько?
Старик ответил, слабо соображая, то ли говорит:
– Не помню, забыл…
Смерть усмехнулась и спросила:
– А как тебя зовут, помнишь?
Старик попытался напрячь свою и без того уставшую память:
– Как зовут… Как звали… Когда-то помнил…
Смерть засмеялась дробно:
– Мало кто из людей так удивил меня! Мало кто из людей так мне покорился. Мало кто из людей так меня ждет…
Старик почувствовал некоторое облегчение, сел поудобнее, ослабил стеснение ветхой одежды. Дождь уже перестал, мир наполнялся гомоном птиц, рычанием зверья, теплом жизни. Зачем ему – Жизнь? Смерть присела рядом, предусмотрительно отодвинув свой посох подальше.
– Ты, небось, устала? – спросил Старик.
– Нет, я никогда не устаю. Без меня не будет движения Жизни, как это принято понимать. Жизнь неустанна, а я спешу вслед за ней. Законы пространства и времени – законы истинные. Законы материи и духа скреплены договором между Жизнью и Смертью. Мы – не соперницы, нет, мы – единое целое: там, где больше пространства захватывает Жизнь, там меньше места остается для Смерти, понимаешь?
Подумав немного, Старик спросил:
– Тогда, если, например, Жизнь займет все пространство, весь, так сказать, позволительный объем, тогда… тогда она просто потеснит Смерть, а может, и вытеснит ее – навсегда?! Вы так договорились?
Смерть с сочувствием посмотрела на него:
– Ты догадлив, старче. Только вытеснить меня не удастся никогда, это ясно, как день Жизни или ночь Смерти. Чтобы это произошло, надо, чтобы… люди, развиваясь и мужая в поступках, в своих мыслях – не спускались душой до уровня богадельни, а… возвышались до горных вершин, как это сумел сделать ты, старче.
Старик окончательно пришел в себя, осмелел:
– Да, сначала я просил, даже настаивал, чтобы дети отдали меня в богадельню, но они отказывались, выполняя свой долг передо мной. В богадельне долго не живут, ты же знаешь...
Смерть с укоризной посмотрела на него:
– Мог бы и не говорить, богадельня – это мое царство, там я не прихожу дважды к каждому из предназначенных мне. Там – я желанная избавительница, и довольно об этом. Вот тут, в твоем мире, то есть в мире, созданном тобой, мне удивительно легко потесниться, уступая малое место твоей Жизни – еще на некоторое время.
– Да, я сам захотел сюда, забрался на кручу, понимая, что назад, в долину людей, не спущусь никогда, – Старик нахмурился, вспоминая о жизни в долине. – Забрался так высоко, как только сил хватило. Пока поднимался наверх (не один день – а с передышками!), каждый раз думал, что не дойду… до следующей вершины… Встречал все новые и новые формы Жизни – и удивлялся... – Он помолчал. – Интересно, как тебя встречают животные и растения?
– Серьезный ты, старче, человек… – отвечала Смерть. – Растения – легко, у них нет сил и возможностей противостоять моей воле. Животные – напрягаются, препятствуют мне, следуя инстинкту выживания. Люди же, получившие Жизнь, осознавшие ее достоинства и прелести или испытавшие горечь бездушия и лицемерия, не видят во мне итог своего существования. Они не готовят себя к встрече со мной. – Смерть тихонько засмеялась… – Вот ты сумел подняться… вверх, в горы, подтянул тело к обиталищу души, к небу, к чистоте духа, к Смерти! Диву даюсь: философам, монархам и падишахам далеко до тебя...
Старик закрыл глаза, молча слушал голос Смерти, почти не удивляясь тому, что она заинтересовалась тем простым, тем обыкновенным, что для него самого обнаружилось только здесь, да и не так давно – если сравнивать со всей его Жизнью. Глаз долго не открывал, а когда открыл, увидел, что они сидят вдвоем на краю обрыва, возле «дворика жизни», точно так же, как… в прошлый раз. Как ни странно, силы у него, и в самом деле, почему-то стали прибывать, но обманывать себя было нелепо.
Он расслабился и смиренно ожидал своей участи.
Смерть посмотрела на него в упор, почти лишая его сил, продолжила:
– И вот что скажу тебе: теперь я хочу повременить снова. Так хочу! Не принимаю твоего отказа, который, вижу, готов уже сорваться с языка. Он меня мало интересуют. Оставляю свои сегодняшние намерения, отложу их на некоторое время.
Смерть подхватила посох, встала во весь рост.
– До свидания. Будь здоров, Старик. Не жди меня особенно скоро!
Старик опять ничего не успел ответить ей – как она исчезла, растаяла в воздухе; дольше всего таял посох… Он сначала провалился куда-то, потом обрел сознание, огляделся вокруг и понял, что опять полусидит-полулежит под маленьким навесом. Немного подождав, все же поднялся, хотя и с трудом. Отряхнулся, подобрал несколько клубней земляного картофеля; направился было к «дворику жизни», да передумал по дороге, раз уж сама Смерть отодвинула его от того края, что так тянул к себе... Остановившись, долго еще смотрел на высокие, в фиолетовой дымке, вершины далеких гор, куда ему ни за что не подняться – при всем его желании!
Время шло…
Прошли короткие месяцы и долгие годы.
Однажды ближе к вечеру Старик укрывал от наступающих холодов три кустика неописуемо красивых роз. Он давно ухаживал за ними: розы были какого-то необычного сорта, и только-только привыкли к осенней погоде. Старик размышлял о том, что на будущий год нужно… И вдруг… словно лишился всех сил – рухнул ничком прямо на эти розы. Падая, и раня себя их шипами, но почти не чувствуя боли, он попытался хотя бы отклониться в сторону, чтобы причинить кусту как можно меньше вреда: кто же будет ухаживать за ними потом, когда он…
Не может быть, чтобы она так долго не приходила!
А она… Она давно пришла и стояла рядом. Не спешила, но и оттягивать долее не хотела – на этот раз: стояла, опираясь на посох двумя руками, словно ставя точку – в знак равновесия Жизни и Смерти, заключенного в природе.
– Старик, твоя душа слишком чиста, и ты достоин того, чтобы никогда не умирать, а жить бесконечно! – произнесла Смерть с некоторым сожалением.
– Нет, нет… – язык Старика еще помнил какие-то человеческие слова, хотя десятилетиями ему приходилось разговаривать только с животными и растениями. – Нет, такого не может быть достоин ни один человек. Не тяни, не задерживайся, у тебя еще много дел.
Тогда Смерть сказала степенно:
– Старик! Я успела полюбить тебя... Не буду тебя мучить, но прошу, выполни и ты мое последнее желание.
– Какое? – едва выговорил Старик.
– Пожалуйста, пойдем посидим на краю твоего обрыва, я уже так привыкла к нему и к тебе, что не могу отвыкнуть сразу. И вообще, зная тебя, не хочу нарушать твой ритуал прощания с Жизнью.
– Хорошо, – почти беззвучно прошептал Старик, уже не пытаясь вытирать кровь, сочащуюся из ранок от шипов, струйками бегущую по лицу и напоминающую ему о Жизни.
…Они долго сидели на любимом месте Старика, вместе созерцая, чем Жизнь питала его последние годы – ночная тьма была прозрачной и не мешала им. Уже забрезжил ранний рассвет… Старику стало хорошо и покойно; он не чувствовал ничего: ни боли, ни холода, ни сожалений.
Мир отодвигался все дальше от него, охраняя свою Жизнь.
На ближние уступы скал выбрались из глухих урочищ звери.
Высоко в небесах парили птицы, некоторые садились на камни – рядом со Стариком, но подальше от Смерти.
Чего-то не хватало…
И Старик вдруг припомнил то, что никогда не забывал: как пахнут, как выглядят рыбы и морские животные, живущие в глубинных водах; вспомнил, как часто жалел, что не сможет плавать рядом с ними, тосковал о них.
Смерть спешила…
Уходящая вслед за Смертью мысль Старика последним своим движением походила на резвую морскую рыбку, которая юркнула между скалами в свободный проток воды, скрываясь от настигающей ее темноты…
Смерть бережно взяла душу Старика и предала ее безбрежным водам Вечности, с которой у Жизни и Смерти были свои, не поддающиеся
|