привозите к себе, если что случится с детишками офицеров, а тут увольте - не
могу. Правда, - уже совсем виновато, посмотрела она на Алексея, - ну никак не могу. А вы, молодой человек, действуйте
смелее. Знайте, что сейчас, именно от вас, во многом зависит судьба этого человека. Или он будет здоров и благополучен в
дальнейшей жизни, или по вашей, - косвенной, конечно, вине станет инвалидом…
По дороге в дивизион, Черкасов вспоминал, что нужно делать при вскрытии панариция: - Обработать палец
йодом, обезболить его обколов новокаином – раз,- вспоминал он процесс операции и объяснения по ходу ее,
преподавателя по хирургии. - Сделать неглубокий надрез с одной и другой стороны пальца строго напротив - два. Четко
помнить о сухожилиях и, дабы не перерезать их, - проткнуть мягкие ткани - насквозь тупым концом скальпеля – три.
Промыть рану перекисью водорода – четыре. Вставить в разрез стерильный жгут из салфетки, обмоченную в риванол,
так называемую турунду, и наложить, опять-таки, стерильную повязку. Как будто бы - все? Да, - все…
- Доктор, опять начало болеть – крутит по-сумасшедшему, - почти простонал Ковалев.
- Потерпи немного, сейчас приедем и все сделаем, - как можно бодрее ответил Алексей.
- Ты, что ли сделаешь?! - с недоверием и некоторым страхом в голосе, спросил солдат.
- А у нас есть другой выход? До Херсона, в госпиталь, мы сегодня уже, ну никак, не доберемся, так что будем делать
сами - иначе потеряешь палец…
- … ну, вот и все, – похлопал Алексей по плечу Ковалева, - сделал, как учили. Должно быть все - «хоккей». Немного
поболит, когда начнет проходить действие новокаина, - пояснил он, а потом перестанет. Топай, парень.
- А как со службой? - спросил солдат, - Я же не могу ничего делать, а у нас завтра утром - заправка ракеты.
Алексей выписал солдату на клочке бумаги, вырезанном из тетради, освобождение от; службы, нарядов, отдал его
солдату, и шкандыбая, с сознанием хорошо выполненного дела, отправился знакомиться с позицией.
Войдя на ее территорию, он увидел, сразу поразившие его воображение, огромные тарелки радаров и… ракеты! Да,
настоящие ракеты! Водруженные на пусковые установки, они поразили Алексея своими стремительными, красивыми и совершенными своей аэродинамикой, обводами.
«И такая красота несет в себе кому-то смертельную опасность»?! – огорченно изумился он. – Какая-то нелепость!
Красота и насильственная смерть! А, как же насчет того, что «красота - спасет мир»? Как-то не вяжется это все
между собой! А чему ты удивляешься? – задался он вопросом. - Эта, их смертельная, начинка предназначена для врага. И
если он, - враг, не нарушит наши воздушные рубежи, то ракеты так и будут мирно покоиться на установках, -
успокаивал и убеждал себя Алексей, зачаровано глядя на синхронно и плавно поворачивающиеся на установках ракеты,
четко выполняющие команды, поступаемые из кабин боевого управления дивизионом. – А как - по-другому? Ждать
неподготовленными очередного вероломного нападения»?
И, все-таки, вид, красиво устремленных в ярко голубое небо ракет, никак не вязался, с заложенной в них, боевой мощью,
несущей, кому-то, неотвратимыю смерть, боль и страдание.
«Им больше предстало бы, - подумал он, - мчаться к далеким планетам в поисках братьев по разуму. Нет, - опроверг он
сам себя, - этим не хватит, ни мощности, ни топлива - слишком малы, для такого путешествия. Ах, ах, ах, - какие мы
грамотные! Да уж не совсем идиоты, и кое-какие идеи иногда посещают эту коробку, - мысленно постучал он себя пальцем
по лбу..."
Вечером Черкасов, подошел к кровати Ковалева: - Как дела? – спросил он лежащего на кровати солдата.
- Ты знаешь, - уже лучше, - отвечал, тот взглянув на свой перебинтованный палец и руку. Часа полтора - болело очень
сильно, но, потом постепенно прошло. Я, признаться, уже прикидывал, если не пройдет, как бы ловчее тебе башку
отвернуть, – хихикнул он. - Но сейчас боль успокоилась, так что все, как ты говоришь, “хоккей”. Спасибо, - с
благодарностью, произнес солдат. - Да, - протянул он здоровую левую руку своему избавителю от боли, - меня зовут -
Николай.
- Очень приятно, – Алексей, - назвался фельдшер, - послезавтра, придешь на перевязку, а сейчас отдыхай, старайся не
тревожить руку, - похлопал по плечу Николая фельдшер, и счастливо улыбаясь, пошел в санчасть.
«Черт побери! До чего, все-таки приятно помочь, человеку, страдающему от боли! – размышлял, переполненный
гордостью, Алексей. - Какое это замечательное чувство - удовлетворенности, от того, что сумел помочь человеку
избавиться от страдания! Вот он, мечется, не находя себе места, стонет, корчится от боли, от ее неумолимо яростных и
жестоких приступов - готов лезть на стенку, лишь бы она, как-то утихомирилась, и хоть ненадолго стихла! А вот, этот же
человек, через некоторое время после твоего вмешательства - он уже ожил, счастливо улыбается; потускневшие за время
болезни глаза заблестели; в них появилось самое главное – жажда жизни и столько…! Столько искренней благодарности
к тебе! Да только, из-за одного этого - стоит быть медицинским работником! И у меня, черт побери, - уже получилось
помочь! – От души восторгался фельдшер собой, - получилось, - дьявол меня забодай! Получилось! И это не просто
обработка зеленкой какой-то безобидной ранки! Это, в конце - концов, - не хухры-мухры, а как раз, и очень даже
наоборот!.. - не нашел он других слов, чтобы, как-то сильнее сравнить случившееся с простой резаной ранкой. – Это, брат
ты мой, - операация! Молоток, Леш`а! - на французский манер похвалил он себя. Хотелось петь, кричать и подпрыгивать! И он подпрыгнул…, а опустившись на пол, присел от боли – палец-то, еще не зажил! - Прыгун хренов»! – от души «похвалил» себя Алексей.
«И, все-таки, - “Доктор Черкасов”, – примерял он на себя высокое медицинское звание, - звучит совсем не плохо, и я им
обязательно стану»!
Дошкандыбав до санчасти, «доктор» обнаружил у ее двери девочку. На вид ей было лет пять, может быть – шесть.
Симпатичную задорную мордашку девчушки, венчали светлые с рыжим отливом, слегка вьющиеся волосы, забранные
сзади в пышный конский хвостик.
- Ты что, малявочка, заболела? - все еще пребывая в веселом и даже игривом настроении, спросил Алексей девочку.
- А ты что, доктор? – вопросом на вопрос ответила она.
Алексей, в который раз, обратил внимание, что в армии всех медиков на-зывают почему-то докторами: - Ну, вроде того, –
ответил он ребенку,
- вернее будет сказать – фельдшер.
- Фе-ельдшер? – разочарованно протянула девочка, – А вот тетя Марина была - доктор. А она, что, уже уехала? А меня
зовут Катя и, на следующий год я пойду в школу, а ты ходил в школу? А почему у тебя змейки на погонах? Что ли, ты злой
змей Горыныч? А- а, - теперь я поняла! - Ты тоже доктор! - У тети Марины тоже были змейки на погонах, как у тебя! А как тебя зовут? А, вот я...
- Стоп! – остановил девочку фельдшер. – Меня зовут дядя Леша. Я не змей Горыныч. И тетя Марина - такой же фельдшер,
как и я; и она, таки, - уже уехала. Так что, лапочка, рассказывай обо всем, что у тебя случилось лично - мне, – закончил он, открывая дверь в кабинет. Итак, что тебя, Катюшкин-лапатушкин, беспокоит?
- Вот лично у меня – ну, совсем ничегошеньки, ничегошеньки и не случилось. А вот ма-аму…, - сделала девочка хитрое
и загадочное лицо, - маму позавчера привезли из больницы, и ей там подарили для меня братика…, - тараторила Катя. - И
мама просит тебя придти сделать ей уколы, потому что она немножко заболела! А братик, - мы его назвали Лёней, такой, ну
вот, совсем, совсем притакой, - показала она руками, - маленький, смешной и совсем розовый, а носик у него тоже
маленький, смешной и пуговкой…
Захватив контейнер со стерильными шприцами, Черкасов с девочкой, подпрыгивающей на каждом шагу,
протилипался к двухэтажным домам офицеров и сверхсрочников.
Катина мама, оказалась женой командира дивизиона, о чем Алексей узнал от девчушки: - …. а папа у меня здесь самый
главный командир над дивизиями, (имея в виду дивизион), - тараторила, не переставая, девчонка, - и он, наверное, забыл
тебе сказать, чтобы ты пришел на уколы, а Марина приходила сама…
Дверь открыла миловидная женщина: - Александра Ивановича нет дома – он еще на службе, или он вас прислал зачем-
то?
- Никак нет, - по-военному ответил Алексей, - я пришел к вам на процедуры. Ну, по поводу прописанных вам уколов -
Катюша сказала, что вам прописали что-то после родов…
- Да? – удивилась молодая мама. – А вы что новый фельдшер?
- Так точно, - хлопнул «доктор» рукой себя по погону, на котором красо-
валась медицинская эмблема (змея обвивающая чашу).
- А Марина, надо полагать, уже уехала?
- Так точно, - уехала, вчера утром, так что, я вместо нее.
- Ну что вы все: так точно, да так точно, я же не командир вам! Да, а уколы вы делать умеете? – недоверчиво уставилась
женщина на Черкасова.
- Я такой же фельдшер, - с достоинством отвечал Алексей, - как и Марина. Так что уколы любые, хоть внутривенные,
внутрикожные…
- …спасибо, у вас – легкая рука, - сказала жена командира, вставая с кровати и одергивая подол платья, - совершенно
ничего не почувствовала.
- Да, мне уже говорили об этом, - без ложной скромности, отвечал Алексей, – говорили, что у меня легкая рука.
- Скажите, э-э…?
- Гвардии рядовой Черкасов, - предупредил ее вопрос солдат.
- А попроще, как-нибудь нельзя?
- Ну, если просто, то Алексей, а если уж совсем, совсем просто, то Лешенька, - сказал Алексей и прикусил язык, -
извините…
- Ничего, ничего, - хихикнула женщина, - меня можете звать Валентиной.
- Простите - как-то неудобно называть жену командира просто по имени, - возразил Алексей.
- Нормально – я не настолько стара, чтобы называть меня Андреевной. Да, Леша, вы не могли бы зайти к жене старшего
лейтенанта Неваляйко? Ей вчера тоже, что-то прописали колоть.
- Ну отчего же не могу, конечно, зайду. В какой квартире она живет…?
На следующее утро, «доктор» пошел снимать пробу на кухню. Опробовав завтрак и расписавшись в журнале о снятии
пробы, решил проверить чистоту вымытой посуды и, остался очень не довольным их состоянием. Тарелки и ложки,
уложенные на стеллаж, на ощупь оказались совершенно, жирными. Их неприятно было брать в руки, не то, что п
ользоваться ими по назначению. Свое недовольство Алексей выразил солдату, мывшему посуду, категорическим: -
Перемыть.
- А ты кто такой, чтоб командовать здесь? – возмутился тот.
- Я? Ты же знаешь, что командир представил меня, как фельдшера дивизиона, так что мой, парень, - отвечал солдату
Черкасов.
Посудомойщик, недовольно хмыкнув, ничего не сказал, и Алексей, решив, что тот исправит свою ошибку, покинул
кухню и вышел в столовую.
Дневальные уже накрывали столы для второй смены, расставляли миски, ложки, тарелки с хлебом.
- Доктор, - обратился один из них к Алексею, - посуда жирная до невозможности - неприятно в руки брать. Марина такого
не допускала.
Пришлось «доктору» возвращаться на кухню; посудомойщик и не подумал начинать перемывать грязную посуду.
- Парень, - сказал он солдату, - я
