все поклонения, все ритуалы, все Писания Богом поддерживались и это было Свято и будет Свято, пока Бог Сам своими путями не провозгласит эпоху нового религиозного направления.
Таким образом, Оленька уговорила меня купить один горшочек с ростком туласи и на протяжении всей дороги домой из храма спрашивала, не поломался ли росток, не холодно ли ему, правильно ли я его укутала, постоянно напоминая мне, что растение очень хрупкое и любит влагу, ибо так услышала и так запомнила и в свою меру желала проконтролировать.
Будучи на тот период святым в моем понимании растением, видя в этом также Волю Бога, я была исполнена удовлетворением, ибо и дома Бог давал мне в связи с росточком туласи благость, мир, надежду… Оберегая деревце, я отвела ему нишу в детском шкафу, купила маломощную лампу и поместила ее так, чтобы деревце было всегда в тепле и на свету, охраняя это местечко от взгляда Маркова, ибо он был непредсказуем и не потерпел бы круглосуточного горения лампочки, ибо был жаден и мог легко переходить на гнев. Но Бог миловал от его взгляда и все чаще и чаще уводил по его делам. Но, увы. Как я ни оберегала растение, как я ни скрывала его от других любопытных глаз, как я ни желала ему войти в силу и окрепнуть, оно начинало вянуть и гибнуть на глазах, не успев хоть немного укрепиться и освоиться в новой обстановке. В один из дней, открыв дверцу шкафа, я вскрикнула от увиденного. Туласи, крохотное растение, любимое и неумело опекаемое мною, распластавшись по земле, уже не подавало признаков жизни… Это событие буквально потрясло, выбило меня из колеи…
Три дня я плакала, я возводила к Богу глаза, я грешила, упрекая Бога, я молилась, я опускалась на колени вновь и вновь… Гибель растения я переживала очень тяжело и понимала отчасти, что этим Бог что-то хочет мне сказать. Но что? Ужели я такая паршивая преданная, что в мой дом нельзя дать святыню… Меня Бог изгоняет? Как же я в прошлой жизни, наверное, нагрешила… Что же я наделала? Я от слез ничего не видела. Ум вопрошал и ответ не находил. Я еще не могла знать тогда, что, кому угодно, но мне воспринимать деревце туласи за воплощение святости нельзя, это не мой символ, не мой путь поклонения Богу, как и многочисленные изображения Бога Кришны не должны быть в моем доме, ибо это – не Бог. Бог не имеет такого тела, такого обличья, так Бога воспринимать нельзя. Бог – Высочайший Дух, не привязанный ни к каким образам, и не принимающий поклонение через дерево.
Но на тот период для преданных и для меня эти религиозные атрибуты были значимы, и в некоторой мере Бог все же это во мне поддерживал, но и предупреждал теми символами, которые я еще разгадать не могла и напрямую еще Бог со мной не говорил, но это время стремительно уже приближалось. Ибо есть вещи, которые надо было мне сказать и вручить однозначно, с моим ясным пониманием. Хотя и тогда хватало неясностей, ибо Бог Непостижим. Услышал ли Бог молитвы мои, увидел ли слезы за деревцем туласи? И увидел и услышал, ибо Сам и дал, дал то, что было пока по моему пониманию. Не только услышал, но и возместил Божественно щедро… Но как? Об этом несколько позже.
Но было и другое потрясающее событие. С уходом из школы в феврале 1993 года я начинала погружаться в долгий марафон безденежья и, увы, поиски работы, которые в середине весны стали все более активней. Это, по сути, был путь вырывания меня из материальной зависимости через труд и постепенный перевод меня на рельсы полного подчинения Богу, и непременно Бог начинал учить меня предаваться Богу, но и не в одночасье, позволяя этот переход делать постепенно, ставя меня, однако, в условие зависимости от материальных средств и невозможности не работать. Т.е. я должна была, ведомая Божественной Волей, искать работу, находить и терять, и снова искать, находить и терять до момента провозглашения мне окончательной Воли Бога, не подлежащей более сомнению…
Т.е. свой путь я должна была выстрадать, прийти к нему естественно, через постоянное понимание, что же все-таки хочет от меня Бог и к чему Он меня ведет, дабы именно так принятый путь делает Волю Бога необратимой в сознании человека. Так он смиряется и к этому времени приходит и к убеждению, что Бог ему все время и помогает. Так что Бог должен был вести меня на работу и прогонять оттуда и снова вести и снова прогонять, ибо по Божественному Плану не должна была быть зависима через работу от материального мира, мнений, управления, никто, кроме Бога, не должен был быть для меня значимым, никто не должен был возвышаться надо мною, диктовать свое мнение, как и Тунга Падра, как и Александр, как и мама или Лена, никто не должен был говорить со мной высокомерно, поучительно, назидательно… Поэтому Бог давал все это в совокупности обозреть еще раз и вскоре войти в состояние любой независимости, но преимущественно от чужих людей. Но это обозревание было или должно было быть затяжным, все извлекающим, достаточно болезненным, отдающим все мои Земные долги, на сколько это было можно, и высвобождалась я из этих долговых цепей не годами, а десятилетиями…
Весь этот период Бог учил видеть во всем Причиной только Себя, только к Богу возводить свой взгляд, только на Бога Уповать, только в Боге Видеть Причины и надеяться только на Бога, и только из Рук Бога получать все Указания. Об этом я еще четко не могла знать, многое в себе принимала и понимала за свою волю, свой мыслительный процесс принимала за свой мыслительный процесс, как и желания. У меня после оставления работы в школе складывалось постепенно понимание о моей будущей работе, где главным все же было не удаленность от дома, несложность, более-менее чтобы подходила по качествам и чтобы могла заниматься своими детьми, уделяя им достаточно времени. Зарплата даже маленькая мне казалась великим благом, я уповала на то, что сама не прихотлива, могу претерпевать и в одежде и в еде, но буду ее направлять в основном на детей, их нужды, да и Марков помогает в некотором роде.
Работа учителя были привлекательна для меня всегда, но пока в эту сторону я смотреть не могла по ряду обстоятельств и прежде всего потому, что еще все свежо было в памяти, и Бог меня от этого мыслительного процесса отводил энергетически, давая во мне запрет не слабый.
Так я устроилась, пройдя медосмотр, в детский сад в минутах пятнадцати ходьбы от дома, устроилась младшим воспитателем, попросту нянечкой, дав себе обещание здесь работать долго. Но Бог Знал, как лучше всего меня вести и как со мной поступить, чтобы вырвать из материальной деятельности. На работе учителя независимо от того, хотела я или нет, но я подняла свое эго, осознала свою значимость, влияние и власть, свою волю и свое положение.
Далее, Бог, показав мне очень хорошо, что некоторые мои качества и, более того, мое материальное положение с этой работой несовместимы, низвергнул меня из этого внутреннего и внешнего престола, ввергнул меня в отчаяние, забрал реальную возможность и с этим желание работать в этой почитаемой школьной среде и далее, дав объективную и неминуемую необходимость все же работать, низверг меня вниз в обслуживающий персонал, где и дал ко мне презрение тех, кто меня знал, дал мне обостренное чувство унижения, страдание моему интеллекту и внутренним не слабым возможностям, дал подчиненность тому человеку, над которым с успехом могла бы сама стоять и управлять, как и вести за собой, ибо Бог давал чувствовать в себе силы великие, ум мыслил опережающе, активность от знаний и опыта могла и зашкаливать… А вместо этого я должна была, по сути, учиться через страдания и преодоления отрешенности, тому состоянию, когда тебе все все-равно, и только Воля Бога над тобой, и нет никаких внутренних процессов, унижающих или возвышающих тебя. Есть только Воля Бога и в этом – блаженство. Полная независимость от условностей материального мира. Она, эта независимость не дарится, к ней Бог ведет человека, вел меня, а по глубочайшей сути весь материальный мир через подъемы и падения и вновь подъемы и падения… Это многому учит. Это и готовит к преданному служению. Все - из анналов материи и самыми не простыми путями. А мне это надо было освоить за одну жизнь или вспомнить за одну жизнь и на этом стоять, ибо, иначе, не было бы дано писать Святые Писания.
Поэтому все в моей жизни было несколько сконцентрировано, или я шла по пути быстрого обучения тому, что было и не особо чуждо мне. Но когда так резко… это больно.
В материальном мире этот путь проходят многие, и это называется падением. Действительно, с ног на голову. Не падение, но подъем. Но не простой и бьющий по самому больному, ибо в промежутках таких перепадов стоит жуткое безденежье и очень часто затяжное, неминуемое, скандальное и оплакиваемое для души, ибо каждый находится помимо себя и в тисках мнений премногих, кому еще как бы везет. И не знают, что своей помощью призваны помогать не неудачнику, а тому, кто избран Богом. И сами тоже в свое время будут вышибаться из нагретых мест и устремляться в поисках справедливости и истины, а находить Божественные Уроки, где не будет щадиться эго никак, ибо и хватит.
Детский сад находился в пяти минутах ходьбы от школы, где совсем недавно работала я. Те же самые родители приходили ко мне отдавая в группу младших детей. Зная меня, как педагога с неплохой, по сути, репутацией, которому несли цветы, которого стремились одарить вниманием, которому пытались угодить и видели себя от него зависимыми, не изгнанного школой, не обруганного детьми, они были не мало озадачены, отводили взгляд, переставали здороваться, вообще изничтожали меня глазами, когда заставали за мытьем полов… Они становились лицемерами, только вчера угодливо дарившими, льстившими, просившими… Некоторые полностью переставали здороваться и встречая на улице, отворачивались… Это больно на самом деле. Но это надо было испить. Такое положение было резко уничижительным, требовало терпения, смирения перед Богом, почти мужества.
В детском саду дети отнюдь не были предметом моей работы, хотя я знала, что и этому возрасту я могу отдать очень и очень многое. Воспитатель, как я наблюдала, была очень степенной, вялой, далеко не предприимчивой, вела с ними достаточно банальные простенькие занятия, особо не утруждала себя, но неизменно в конце рабочего дня уносила полные сумки еды. Мне казалось, что я смогла бы написать о детях и о том, как надо с ними работать, очень неплохие методические пособия, как и руководство для воспитателей, как и родителей.
Наступало во мне некоторое опустошение от моей невостребованности, от того, что во мне есть много понимания и не только религиозного, что это можно было бы дать людям. А взамен, были страдания и непременно науки Бога, которые на самом деле были бесценны. Но в себе разобраться огурцу, на сколько он прокис в банке, реально невозможно. Я не могла оценить, что со мной было и что делается, тем более, я была только в самом начале пути к Богу и в самом начале тех качеств, которые надо было еще развить, и на это надо было положить силы, на это Бог Свои Божественные Силы и труд направлял, а не на тоненькую брошюрку руководств о детях. На этот счет у Бога есть другие слуги.
И потому я должна была
