загорелся. Немцы остановились. Азарт сыграл с ними злую шутку. Теперь в ловушке были они. Ибо стреляя на ходу, попасть в наше орудие было невозможно, а отступать или наступать под огнем такого меткого наводчика тоже верная гибель. Танкисты приняли единственно верное решение. Они спрятались за горящий танк и открыли по нам прицельный огонь.
Началась настоящая артиллерийская дуэль. Особо опасен был Т-4. У него, как и у нас было семидесяти пяти миллиметровое орудие. Густой черный дым горящего танка был хорошей маскировкой для врага. Но и наше орудие за мощным природным бруствером было мелкой мишенью для их наводчиков. Немецкие снаряды либо пахали пригорок перед орудием, либо шли выше.
Создалась патовая ситуация, но боевой немецкий опыт взял верх.
Впопыхах мы не заметили, что рядом с нашей позицией был еще один холм. Он стоял чуть позади и левее, примерно, в десяти метрах от нашей позиции. Танкисты перенесли огонь на этот холм. Первый же веер осколков убил лошадей и возницу. Потом, младший лейтенант, схватившись за левый бок, со стоном повалился на землю. Хомич, не обращая внимания на осколки, все время командовал «заряжай». Сколько прошло времени не помню. Когда в очередной раз я оглянулся назад, оба подающих лежали мертвые.
- Снаряды к орудию, - оценив обстановку, скомандовал Хомич.
Ползком я добрался к лафету. В последнем ящике оставалось три снаряда. Отложив винтовку, я потащил ящик к орудию. По уставу нельзя во время боя держать снаряды возле орудия, но бегать под градом осколков за снарядами было еще хуже.
Вдруг ветер изменил направление, и дым от горящего танка потянуло в другую сторону. Воспользовавшись ситуацией, Хомич подбил торчащий из-за укрытия еще один Т-3. Но и нас тут же накрыл очередной веер осколков. Я почувствовал сильный удар в левое бедро. Жгучая боль и кровь появились одновременно. Забыв про Хомича, я разорвал санпакет и стал бинтовать ногу. Кровь сочилась через бинт и вскоре нога повисла, как плеть. Когда я поднял голову Хомич сидел, уткнувшись лицом в прицел. Я позвал, но ответа не последовало, он был мертв.
Обстрел со стороны немцев прекратился. Я зарядил последний снаряд, стянул Хомича на землю и кое-как взобрался на место наводчика. Рядом продолжал стонать младший лейтенант. Единственно чем я мог объяснить прекращение огня немцами это то, что у них тоже кончились снаряды. Не знаю, сколько прошло времени, но пауза была длинная. Наконец, уцелевший немецкий танк вышел из своего укрытия и на полной скорости пошел на меня.
Конечно, на курсах учили, как пользоваться прицелом, и что заряжающий должен в бою заменить наводчика. Но одно дело экзамен, а другое реальный бой. К тому же, нога не просто болела, а горела огнем. Сделать прицельный выстрел, даже на таком минимальном для артиллерии расстоянии я не решился, и поступил по-другому. Я подпустил танк ближе. Правда танк мог свернуть и зайти с фланга, но он этого не сделал. Видимо, фашист поверил в гибель расчета, а раздавить гусеницами ненавистное орудие, отомстив за товарищей, посчитал долгом чести.
Расстояние быстро сокращалось. Я ничего не делал, чтоб танкисты не заметили шевеления орудия и не свернули на фланг. Оставалось сто метров, семьдесят, пятьдесят, тут я резко опустил ствол на прямую наводку и дернул за шнур. Снаряд попал в правую гусеницу танка.
Танк несколько раз повернулся вокруг оси. Снаряды у него действительно кончились, иначе он также, как и я, прямой наводкой покончил бы со мной. От танковых пулеметов защитил орудийный броневой лист. Наконец, кончились патроны и у пулеметчика. Щелкнул башенный люк, я услышал немецкую речь. Из люка вылезли танкисты и быстрым шагом направились ко мне. Автомат Хомича лежал в трех метрах, а винтовки подающих и моя вообще остались возле лафета. Попробовал шевельнутся в сторону автомата, но боль в ноге не позволила даже встать. Я перекрестился и стал читать «Отче наш».
Вдруг, слева, из-за холма, по которому до этого стреляли немцы, раздались две очереди из ППШ. Я потерял сознание.
Восемь суток лежал в госпитале, не приходя в себя.
Потом мне рассказали то, о чем я не знал. Волею случая, наш бой в стереотрубу из штабного НП наблюдал сам Рокоссовский. Именно по его распоряжению к нам на помощь прибыл разведвзвод. Так, что я стал крестником самого маршала. Через три дня после боя в газете «Красная звезда» появилась статья «Подвиг артиллеристов» с портретами меня и младшего лейтенанта. В статье говорилось, что заряжающий артиллерийского расчета младший сержант Иван Лынчук, будучи серьезно раненый, после смерти своих товарищей не растерялся и в одиночку вел бой с четырьмя танками противника. Толи разведчики, толи корреспондент, что-то напутали.
А еще через четыре дня, ко мне в палату пришел сам Рокоссовский. Правда, я был в бреду и его не видел, товарищи по палате рассказывали.
После выписки из госпиталя, меня комиссовали. До конца жизни пришлось ходить с палочкой. А лейтенант молодец, после лечения вернулся в полк.
Перед отъездом в Москву на вручение Звезды героя меня пригласил политрук полка. Именно ему я рассказал, как всё было на самом деле, а он мне про Рокоссовского. По совету политрука я никому правду больше не рассказывал. Ибо для всех я стал официальным героем, на которого равнялись остальные артиллеристы, и снимать с идеологического пьедестала меня никак нельзя было.
Вот так я и жил с сознанием того, что ношу чужую награду. У Хомича осталась дочь, тут её адрес. Сам я не решился, а ты, браток, передай ей эту Звезду. Так и скажи, награда долго искала и вот нашла своего героя. Сам я очень болен. Думаю, скоро доведется встретиться с Хомичем. Так, чтоб не стыдно было ему в глаза смотреть. Ведь практически он тот бой и начал и победил, а все награды достались мне.
- Иван Федорович, а как сложилась ваша жизнь после войны?
- После возвращения домой меня вызвали в НКВД. Хотели узнать, каким образом я избежал штрафного батальона. Но награда и статья в газете сделали свое дело, от меня отстали. Вскоре узнал, что в Умани, на родине отца, открылся сельскохозяйственный техникум, и я уехал из родных мест. Честно говоря, хотелось исчезнуть из поля зрения особистов. После учебы женился, устроился на хорошую работу и перевез к себе мать. Мама рассказывала, что искал меня в сорок пятом какой-то военный, говорил однополчанин. Но я ей строго настрого запретил давать мой новый адрес. Для всех кроме матери я уехал в Москву учиться на инженера.
Да, и дело не только в особистах, стыдно мне было. Люди всю войну прошли, а я только в одном бою участвовал и сразу Звезда героя. Поэтому на новом месте я о наградах никому не говорил.
Десять лет работал агрономом в колхозе, потом пригласили преподавателем в техникум, где раньше учился. Вот так до сих пор и учу ребятишек.
Я выключил диктофон, перечитал написанный ранее текст и внес несколько правок. В дверь опять постучали. Проводник принес кофе.
- Неужели прошел час? – удивился я.
- Даже час двадцать две. Дел было много, задержался.
Проводник забрал пустые стаканы и деньги, поставил кофе и закрыл за собой дверь.
Я достал другую пленку. Это была запись интервью с дочерью Николая Хомича Верой Николаевной, к которой я ездил в Могилев. Именно её рассказ заставил меня переписать очерк заново.
- В Германии, куда нас вывезли, работала посудомойкой в одном из кафе на окраине Берлина. Но вскоре хозяин поставил официанткой. В школе я дополнительно занималась немецким, хотела поступать в институт, потому проблем с клиентами не было. В марте сорок пятого всех девушек из восточной Европы отправили в лагерь. После освобождения вернулась домой, полгода находилась в лагере-карантине. Долго проверяли документы, потом отпустили. Мама, слава Богу, выжила, да и дом наш почти не пострадал, только крышу перекрыли и стекла вставили. Папа был похоронен на сельском кладбище, так как погиб недалеко от дома и сослуживцы привезли тело жене. Вместе с похоронкой мы храним и газету со статьей «Подвиг артиллеристов», где упоминали об отце в составе боевого расчета. В сорок шестом, проездом в отпуск, к нам заехал политрук полка, в котором служил папа. От него мы узнали о той путанице, что получилась в газетной статье и о том, как на самом деле погиб отец. А еще он рассказал, что история с артиллерийской дуэлью получила печальное продолжение.
Отцу немецкого майора, командира танка Т-4, старому графу Штауфенбаху, немецкие разведчики доставили газету «Красная звезда», где он прочитал, как погиб его наследник. Граф назначил за смерть тех, чьи портреты были напечатаны в «Красной звезде», большую награду.
Младший лейтенант, командир их боевого расчета, закончил войну под Будапештом, командиром батареи, в звании капитана. Пуля немецкого снайпера сразила его седьмого июня сорок пятого, прямо во время строевого смотра. А следы последнего участника того легендарного боя Ивана Лынчука потерялись на Украине. Вот собственно и все, что я знаю.
- Вера Николаевна, именно из-за путаницы в газетной статье, долгое время мы не могли вручить вам эту награду. Ваш отец награжден высоким званием Героя Советского Союза посмертно. Документы от времени где-то затерялись, но саму награду я уполномочен вручить родственникам героя.
- Спасибо, я знала, всегда знала, что мой папа герой.
Я отключил запись. Странно, слушаю в третий раз, но каждый раз к горлу подкатывает комок. И не потому, что пришлось кривить душой перед наивной женщиной. А потому что именно я был тем самым корреспондентом «Красной звезды», автором статьи «Подвиг артиллеристов». Ради звонкой фразы и патриотической риторики я, не задумываясь, прошелся по головам и душам настоящих героев. Не говоря о том, что напечатанные мной портреты, вынесли смертный приговор, младшему лейтенанту и заряжающему легендарного артиллерийского расчета.
Да и вспомнил-то я о подвиге артиллеристов, когда понадобился свежий материал к очередному дню Победы. Решил найти героя и написать новый «победный марш».
А какова ирония судьбы! Если б не преследования Ивана Федоровича со стороны органов, он мог погибнуть прямо у себя дома. Ибо явно не однополчанин, а наемный убийца искал Ивана Федоровича в сорок пятом. Ведь не успел молодой сержант ни с кем сдружиться в полку, кроме своего расчета, да и вся их батарея погибла.
Невольно память вернула меня в сорок четвертый год.
Молодой старший лейтенант, спецкор, только что закончивший высшие политические курсы, я был прикомандирован от газеты «Красная звезда» к штабу Рокоссовского для освещения будущего наступления. В момент боя танков с расчетом Хомича, я находился в машине радиосвязи. Вдруг услышал, что маршал лично наблюдает за боем, возникшим в нашем тылу. Связисты лихорадочно выясняли, кто ближе всего находится к месту боя. Отозвался один разведвзвод. Пока добрался к наблюдательному пункту, где находился командующий, то застал только финал этой драмы. С высоты НП в стереотрубу хорошо просматривалась огромная территория. Немецкий танк крутился вокруг оси, затем остановился, сделал несколько очередей из пулемета, из башни
