(обеспокоено): Как же страшно…
Савелий решил отвлечь внимание всех собеседников от ужасной картины, и снова задал вопрос.
Савелий: Ну, так, Василий, поведай же нам, как здесь очутился?
Василий: Расскажешь тут (кивнул в сторону склонившегося над умершим пареньком священника). Час от часу не легче.
Лука: И всё же…
Василий (переведя дух): Работал я в конторе по заготовке скота, приписала мне «новая власть» злоупотребление должностными полномочиями за то, что недовес животные имеют по моей халатности, и дали по волоките три года, сухарями сказали запасись, чтоб в первое время с голоду не помер, и отправили грузиться на дальние берега.
Лука (в порыве) Вот чем мы Советской власти не угодили?
Савелий (спокойно): Каждый чем-то своим…
Василий: А за что, за что, скажи?
Савелий: Я так считаю, может, разберутся, пересмотрят…
Лука: Было бы что пересматривать.
Савелий: Верю в то, что простят вину, а я писать буду…
Василий: Вину в чём? В чём мы все виноваты? В том, что имели свои собственные хозяйства, а кто-то донёс, и мы стали «врагами народа», или оно у нас буржуазным стало? А кого обвинили во вредительской и диверсионно-шпионской работе, их сколько? Особливо в японском шпионаже. В ум придти не может о связях обычного советского гражданина с их резидентами, зато пачками выносят приговора по надутым доказательствам, если они вообще были.
Лука: Точно, точно, с задушевной нашей случай к чему привёл? С ребёнком что учинили? Разве что план нагоняли по выявлению «новых врагов народа». И заступиться же некому!
Лилиана вслушивалась в разговор своих соседей отбитым следователем когда-то вполне здоровым слуховым органом. На глазах снова появились слёзы. Савелий первым заметил женскую слабость.
Савелий: Хватит, хватит… Всем сейчас тяжко, держаться надо.
Под конец вечера этого же дня двери вагонзака распахнулись. Двое надзирателей сразу же заметили умершего молодого парня и читавшего над ним молитвы священника. Они грубо оттолкнули отца Михаила от усопшего.
1-й ВОХРовец: Опять дохнете, суки! Сколько же вас таких ещё будет? Хоть бы до конечного пункта каждый день не мёрли, а то сил на всех не хватит закапывать.
2-й ВОХРовец: Не говори, вспомни, намедни, с одно отмаялись, вонь стояла, думал срыгну, еле вынесли.
1-й ВОХРовец: Эта что ли та, которой вера не позволяла при мужиках писаться?
2-й ВОХРовец: Терпела до того, пока мочевой пузырь не лопнул.
1-й ВОХРовец: Ага, до сих пор тошнит
2-й ВОХРовец (обращаясь к заключённым): К ночи гостей ждите, вместе с вами теперь будут этапироваться грабители, конокрады, спекулянты и прочий уголовный элемент.
1-й ВОХРовец: Да им же вместе веселее… И не вздумайте дохнуть!
Василий (громко): Как тут не слечь, когда лекарства нужны, обогрев, да и пищи съедобной не сыщешь.
Оба конвоира остолбенели.
1-й ВОХРовец: Кто тут такой дерзкий? Может тебя ещё в штабной вагон перевести? Нам самим лекарства необходимы, пока тебя, сволочь, доставишь до таёжных краев, сам осиновый костюм оденешь. Ты ж, жидовская морда, к другим условиям привык, не зря тут оказался.
Лука (обращаясь шёпотом к Василию): Василий, замолчи, накличешь напрасно беду на нас!
После того, как надзиратели скинули труп на хрустнувший от удара мёртвого тела твёрдый снежный покров возле железнодорожного полотна подвижного состава, они разнесли из небольших амбразур по различным мискам узников уху из протухшей трески. Назвать настоящей ухой её было невозможно не только по этому. В ней плавали рыбьи плавники, хвосты и головы, она была мутного цвета, а картошка в ней попадалась исключительно с кожурой.
2-й ВОХРовец (первому): Запирай ворота. Нечего беседы с ними вести. Нам ещё жмурика закапывать на скорую руку, трогаться через час, и начальству успеть доложить, да вычеркнуть из списка выбывшего.
К глубокой ночи ставни дверей вагонзака снова раскрылись. С десяток уголовников прикладами трехлинейных винтовок системы Мосино было загнано на подмостки деревянного вагонного помещения, освещаемое через маленькие квадратные оконца лишь слабым полутусклым мерцанием далёкого полумесяца.
1-й уголовник: Гниды краснопузые! (Повернулся задом и тут же выгнулся передом, показывая свои причиндалы). Что, суки? Оружие в руках, сухи трусы в штанах?
Засовы в вагоне запираются.
Уголовники бегло измерили злыми взглядами напуганных сидельцев. Ни шороха, ни слова. Наступила безмолвная тишина, недоверчивые и робкие взоры в полутьме изредка окидывали «новоявленных зэков».
2-й уголовник: Засиделись, фраера, пора вставать! Кантоваться нам с вами долго, блок ломать дальний. Слезаем со шконок. Нам расположиться надо!
Василий решил возразить.
Василий: А как же женщины? Старики?
3-й уголовник: Ты лучше о себе печись.
Василий: А дети?
3-й уголовник: Ты не понятливый?
Василий: Я за справедливость и порядок.
3-й уголовник (громко кашлянув): И мы за порядок, только новый.
Василий (смело крикнув в ответ всем уркам): Не позволю!
В тот момент он встал грудью между зэками и начавшими сползать со своих мест обессиленными людьми.
1-й уголовник: Видимо, ты униматься не собираешься!?
Лука одёргивает Василия за подол лохмотья одежды.
Лука (обеспокоено): Не лезь, делай лучше, что они говорят.
В накалившуюся обстановку вмешивается Савелий.
Савелий: И всё-таки? Почему мы должны сходить со своих мест?
2-й уголовник: О, ещё один делегат нарисовался. (И далее съязвил). Договариваться пришёл?
Савелий (бросив укоризненный взгляд на спрашивающего его арестанта): Было бы о чём…
1-й уголовник: И я о том же. Так что давайте, чаханки, побыстрее шевелитесь, барахло на пол скидываем. (обращается к 3-му уголовнику). А ты проследи, Белочник.
2-й уголовник: (обращается к Савелию): Ты, я смотрю, ботало своё везде норовишь сувать. Вы тут вдвоём среди остальных, случаем, на этапе не за агитпропаганду чалитесь?
Савелий (пылко): Язык свой гадкий прикуси зубами. Я женщин, стариков и детей в обиду не дам!
1-й уголовник: Брехаловку решили устроить?! И ты, видимо, самый чукавый…
Василий: Какой бы ни был, не сметь никого трогать!
Лука совсем поник и притих. Но не позабыл ещё раз одёрнуть уже за рукав Василия.
Лука: Ну что тебе неймётся? Порежут нас всех наскоро.
2-й уголовник: Ну-ка, всем хлапать! (обращается к ещё одному из братвы). Фармазон, особо говорящим накрой тёмную.
Никто не выдержал такого обращения, злость людей, давно находившихся в ничтожных, скотских условиях, вырвалась яростно наружу. Зэки начали избивать всех подряд, лишь отца Михаила не стали трогать. В отместок, собрав последние силы, старики, женщины, другие мужики, включая давшего слабину Луки, буквально вгрызались в плоть своих неприятелей. Рвали уши, носы, одному зэку воткнули ложку в глаз, другому свернули шею, сами же получали финки в бока и животы, густой кровью сцепившихся в мёртвой хватке каторжников покрылись деревянные стены подвижного барака, части тел торчали в застывших окровавленных гнилых зубах одних убиенных от других. Вспоротые кишки тянулись извилистой лентой вдоль всего вагона, от его начала до крайнего угла. Поезд остановился. Свирепый рёв, крики, стоны, грохот и удары взорвали ночную тишину и даже переселили размеренный звон стука железнодорожных колёс об рельсовые петли.
В общей сложности, из десятерых уголовников, погруженных в смертный вагон к остальным заключенным, вынесли напрочь забитыми шестерых. Пятнадцать человек из простолюдинов: четверо мужиков, семеро лиц женского пола и четверо стариков, были зарезаны в массовой драке. Василий, Лука и Савелий, поддерживая друг друга, начали выбираться из товарняка, за ними последовала Лилиана, одна из немногих, меньше всего пострадавшая и уверенно стоявшая на ногах. Ещё трое детей, возрастом лет 13—15, двое мужиков, пятеро оставшихся в живых женщин и отец Михаил были последними, кто покинул место кровавой борьбы.
Ледяной ветер колко обжёг лица выбирающихся из вагонзака арестантов. Кордон из громко лающих и рычащих овчарок на поводу советских стражников цепью окружил весь спецконтингент. Следом, из других четырёх вагонов, узников выстроили в одну шеренгу вдоль всего эшелона. Не заставил себя ждать главный надзиратель состава — майор Беспалов. Он быстрым, почти ускоренным шагом направился к еле стоявшим и изрядно поколоченным участникам драки из числа «новоприбывших уголовников».
Майор Беспалов (спокойно): Кто из вас зачинщик?
Вместо ответа зэки равнодушно переминались с ноги на ногу.
Майор Беспалов (повышая тон): Вы мне что устроили? Что за бойню организовали?
Свистом гулявшего ветра низовой метели прошёлся колючий воздух по раскрасневшимся от злости щекам Беспалова. И снова зэки безмолвно топтались на месте, не выронив ни слова. У майора Беспалова терпение закончилось, их поведение стало его раздражать и он уже орал.
Майор Беспалов: Вы чего добивались? Чтобы меня потом самого к стенке поставили, когда я в лагерь порожние вагоны доставлю? Нееет. Так дело не пойдёт. Здесь останетесь. Спецгруппа по приведению в исполнение приговоров, стройся!
Четверо солдат вскинули на плечи винтовки.
Майор Беспалов: Всем слушать мою команду! Сейчас, на ваших глазах, оставшиеся в живых зачинщики кровавых беспорядков будут расстреляны, а чтобы их чинно проводить в последний путь, как и тех, что невинно погибли в этой глупой разборке, запеваем дружно «Интернационал»!
Толпа построившихся в один ряд заключённых хриплыми, сиплыми и простуженными женскими, мужскими, детскими голосами стала петь в беспросветной морозной ночи международный пролетарский гимн.
Певчий голос толпы: Вставай, проклятьем заклейменный, Весь Мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущенный И в смертный бой вести готов.
Раздались выстрелы. Народ застыл.
Майор Беспалов: Что заткнулись? Продолжаем, веселей…
Расстрельная команда уже ждала следующих указаний.
Майор Беспалов: Ладно, хватит. Расходимся, погружаемся. А эти пусть лежат, снегом и так занесёт. Кого урки убили, с собой забираем, на перевалочном пункте скинем, заодно со списков вычеркнем.
Ещё во время приведения в исполнение приговора, укутавшийся в свой серый бушлат начальник поезда пристально всматривался в дрожащую от холода Лилиану, как и многие другие женщины, стоящие и мёрзшие возле неё, ждала терпеливо погрузки обратно в вагонзак, который тщательно очищали в тот момент от человеческой требухи. По окончании расстрельной процессии, майор торопливым шагом двинулся в сторону своей избранницы. От недавней драки личико Лилианы было чуток окровавлено, но не избито.
Майор Беспалов: Замёрзла, голубушка?
Лиля (кротким голосом): Немного…
Майор Беспалов (передавая ей красный платок): Возьми, утрись. Кстати, годков сколько тебе?
Лиля: К чему вы спрашиваете?
Майор Беспалов: Будет тебе. Из любопытства. Скажи, величать-то тебя хоть как?
Лиля: Лилей.
Майор Беспалов: Чудесное имя, Лиля!
Лилиана молча вытерла размазанные капельки крови с лица.
Майор Беспалов (оправив бушлат и улыбнувшись): Так вот, что я хотел спросить: пойдёшь, «рублёвая», под моё крылышко на обогрев? Приглянулась ты мне сразу,
