Мисма Магоний не встретил свою смерть.
Он посмотрел на рухнувшие ворота. Буквально расщепленных и разваленных надвое посередине. Здесь же лежали и большие из строганного бруса с них сломанные пополам запоры, выбитые ударами из дверных петель бревенчатого тарана.
Мисма еще раз прошел мимо того места, где его нашли живого и исцеленного неким похожим на женщину с крыльями существом солдаты легиона.
Он остановился и смотрел на лужу крови. Под самым опрокинутым набок скорпионом. Тут он лежал в куче мертвых тел своих же солдат. Здесь же должны были, где-то недалеко лежать Хавлесий Маркус и Пуллион Демиус.
Мисма стоял и молча, глядел на кровавую под скорпионом лужу. Неизвестно, что сейчас происходило в его голове, но что-то переломилось в сознании. Вероятно, он вспомнил всю свою прожитую жизнь. Все свои на арене Рима сражения и пролитую вот также чью-то кровь. Может, наоборот, думал о жизни и как теперь выжить. Может, даже о том, что зря связался с Римской армией. Вполне вероятно, он думал о Сильвии. И о мирской теперь жизни. О своем скором возвращении домой.
Постояв еще немного, Мисма Магоний пошел к главному военному большому шатру генерала Блеза. Надо было показаться командующему, раз прошелся слух о его чудесном исцелении в этом кровавом аду.
Этот роковой бой заставил Мисму Магония пересмотреть всю свою жизнь. Всю в корне. Он захотел к Сильвии. Он захотел в Селенфию. Он соскучился по любимой. И захотел домой.
***
Арминий Репта и Касиус Лакриций неслись на лошадях, что мочи, гремя сбруей и подымая, столбом за собой пыль от копыт по Апиевой дороге. Они торопились доложить своему хозяину о сработавшем плане, как Лентул Плабий Вар им поручил сделать. Чуть ли не наперегонки, они летели на лошадях по Апиевой дороге в сторону загородной виллы Варов.
Становилось темно, и они спешили, как могли, лишь бы успеть. Там уже их возвращения ждали. Ждали все, от городской жандармерии во главе с другом старшего Вара Марком Квинтом Цимбеприусом, дочери Луциллы Вар до самого Лентула Плабия Вара.
- Смотри не загони коня! - прокричал Касиусу Лакрицию Арминий Репта, подлетая в своем черном плаще Пенуле с капюшоном на холке скачущей рысью лошади.
- Тебе того же! - ему в ответ прокричал Касиус Лакриций, подлетая всем своим почти стокилограммовым бывшего гладиатора раба телом воздух на запаленной скачкой под собой лошади. И держась за длинную уже мокрую потную гриву.
- Уже недалеко осталось! - прокричал ему Арминий Репта.
- Сам вижу! - снова ему в ответ прокричал Касиус Лакриций - Все уже заждались наверняка нашего появления с результатами.
- Не получилось у меня с этим чертовым Харонием Магмой! - прокричал Арминию Репте Касиус Лакриций – Не говори, пока хозяину про это! Я ему обещал лично Харония прирезать! Не вышло! Верткий оказался гад! Его конюх, этот араб подвернулся под нож! Молчи, понял меня?! Я сам ему потом расскажу, как так вышло! Понял?! - Касиус Лакриций орал во всю глотку на всю округу, летя почти бок о, бок с Арминием Рептой и оглушая его тем криком.
- Да, понял я! Не ори только! Я уже оглох от тебя! – в ответ прокричал ему Арминий Репта.
- Я этого Харония, почему-то невзлюбил с первого взгляда! - проорал снова Касиус Лакриций - Не нравился он мне все время, когда приезжал к нашему хозяину! Заносчивый сволочь! Сам недалеко ушел от раба, а туда же. Вел себя со мной как какой-нибудь сенатор, как шишка римская. Хозяин и то по проще в отличие от него.
- А тебе вообще когда-нибудь кто-нибудь нравился! - прокричал ему в ответ Арминй Репта.
- Да, его подружка Сивилла! – прокричал снова Касиус Лакриций – Та еще шлюха! Я ее драл, когда она была рабыней у дочери нашего хозяина!
- Ну и как?! - снова прокричал Арминий Репта.
- Понравилось! - заржал Касиус Лакриций.
- Да, не ори ты так! Я ничего уже не слышу! - прокричал снова Арминий Репта. И прокричал в ответ Касиусу Лакрицию – Это он у нас перед нами себя так вел. Я знаю на своей вилле, он совсем другой. Со своими рабами и слугами.
- Ага, со своей Сивиллой! - Касиус Лакриций проорал снова и заржал на всю Апиеву дорогу.
Они вдвоем, чуть не налетели на крестьянскую повозку с возницей стариком, женщиной и двумя маленькими шестилетними детьми. В густой пыли от ног лошадей, они чуть не налетели на них. И не врезались в их лошадь и повозку.
Резко затормозив Касиус Лакриций заорал на едущих, и напуганных на дороге, выругавшись, на чем свет стоит. И, поворачивая свою лошадь мимо той крестьянской повозки. Тоже самое, прокричал и Арминий Репта, чуть не слетев при торможении со своего скакуна.
Дети на повозке напуганные и обнятые напуганной, как сам крестьянин старик, молодой лет тридцати крестьянкой заплакали. А взбешенные оба всадника, как и их лошади, быстрой скачкой понеслись дальше сворачивая уже на повороте по отведенной отдельной и выложенной булыжником, как и Апиевая дорога к вилле Варов.
***
Они здесь были все. Все обреченные на смерть. И Миллемид нашел их. Уже в темноте наступающего вечера. Во мраке каменных сырых подвалов, здесь в глубине амфитеатра. Всех из Олимпии. Он нашел их и проник внутрь гигантского в колоннадах статуях и многоэтажных переходах здания. Здания с подвалами и тюремными в самом низу камерами. В решетках для содержания животных и преступников. Гораздо ниже камер, где находились сами гладиаторы. Это место было просто кошмаром из сновидений. В цепях и кандалах на стенах и затхлым сырым холодным запахом от всего, что тут находилось ранее. Теперь это место было пустым, и здесь содержали теперь тех, за кем он прилетел из самой Олимпии. Они все друзья его подопечного теперь Ганика. И он обязан был их защитить и спасти. Миллемид и так припоздал. Он должен был быть гораздо раньше. И появиться хотел еще во время последнего боя, но опоздал, держа под контролем разум больного спящего в бреду Ганика. Но он все же здесь. И он успел. И что самое главное были живы те, кто должен был выжить ради самого Ганика. Они были в отдельной такой вот заделанной высокими толстыми железными решетками камере. По одну сторону прохода между ними. По другую сторону были другие заключенные из других школ Рима. Из Капуи и Помпеи. Там были гладиаторы и ланисты, приговоренные теперь к смерти за покушение на царственную особу Рима. За дебош на арене и беспорядок. Их всех здесь было немного. Многие погибли в результате последней свалки и кошмарной резни. И часть, которых перебила личная охрана Тиберия в момент их задержания и ареста. Были и те, которые сами себя убили прямо на арене понимая последствия и наказания за содеянное. Но некоторые были малодушны, чтобы такое совершить, и отдались на милость императора. Но милости от Тиберия было ждать как в пустыне дождя. Особенно после такого, когда копье, прилетевшее в кресло его царственной матери, чуть не пригвоздило Ливию на глазах ее сына.
Приговор был однозначным и не подлежал оправданию, и милости ждать было бессмысленно. Всех скоро здесь же должны были казнить. Выведя из этих губительных своей вонью и сыростью подвалов, где по соседству даже были специальная пыточная и разделочная трупов для прокорма животных людоедов для игр на арене. Практически все, кто из Капуи и Помпеи были в правой половине этой тюрьмы. Но Миллемиду нужны были те, кто был в левой половине подземных этих зарешеченных решетками казематов.
Он совершенно не видимым, остановился напротив их, и смотрел на них, тех, которых видел еще вороном на тренировке в самой Олимпии. Тех, кто выжил после бойни на арене Рима. Это были два раба Лакаста и Римий держащие на своих руках еле живого всего в крови израненного и наскоро, буквально на ходу перевязанного грубо ими же фракийца гладиатора сектора Ферокла. Практически голого всего в одной сублигате. Без оружия шлема и прочего своего снаряжения, сброшенного еще там, на поле боя на желтом залитом кровью под проливным дождем песке. Здесь же был и ланиста Хароний Диспиций Магма, прижавшийся к рабам и раненому и с трудом еще стоящему на ногах Фероклу. Хароний и сам был ранен. И промок весь от проливного льющего до сих пор с небес дождя. Он был тоже ранен в правую ногу. И тоже наскоро перевязан какой-то тряпкой. И постоянно поджимал больную раненую свою ногу под короткой промокшей от дождя тогой. И рядом с ним стоящий лицом ко всем его верный подручный гладиатор ветеран Ритарий Ардад.
- Никогда не предполагал, что окажусь здесь - произнес громко Ардад Харонию Магме – Я здесь не был никогда.
- Я тоже - произнес еле слышно Хароний Магма, напуганный и выпученными глядя зелеными глазами на Ардада – Что нам теперь делать? Нам конец, Ардад. Это правда?
Хароний даже как бы еще не верил и спращивал его – Это просто какой-то дурной бредовый сон.
Он произнес, сквозь выступившие в его выпученных зеленых глазах слезы – Мне бы сейчас проснуться.
- Мне бы тоже – произнес ему Ардад.
Хароний стоял на одной ноге, будучи раненым в другую с кровавой повязкой, опираясь на раненого Ферокла. И прижавшись спиной к холодной каменной стене.
Ферокл в полуобморочном состоянии, что-то теперь бормотал, уже закрыв глаза фракийца, и опустил ослабевшую на шее голову на окровавленную в порезах от мечей и копий противников свою широкую секутора гладиатора грудь. И если бы не рабы Лакаста и Римий, то уже упал бы на каменный пол тюремного подвала.
Ему не слабо досталось, и он был в состоянии шока. И не соображал уже ничего, а только бурчал в бреду себе под нос, что-то о вине пред Гаником и всеми. И произносил имя своей любовницы Марцеллы.
- Что с нами будет? - снова произнес Хароний Диспиций Магма своему подручному Ритарию ветерану Ардаду, глядя на него своими зелеными глазами, прямо ему в такие же обреченные,
