* * * Видели всё на свете Мои глаза — и вернулись К вам, белые хризантемы.
(Иссё. Хокку)
Кем хочешь
(глупенькое, с грустинкой)
Я буду такой, как ты хочешь:
невинною божьей коровкой
на нежном листочке. А, впрочем,
могу бархатистой огнёвкой…
Захочешь, — кокеткой Мальвиной!
Я выкрашу волосы в синий
и стану дразнить Артемона,
и чай пить бодрящий — с лимоном…
Могу стать я деревом даже
с ажурной раскидистой кроной;
сидящей на ветке вороной;
палящим кокосовым пляжем…
Могу быть эоловой арфой, –
звенеть в завываниях ветра…
Целебным настоем, иль травкой,
ореховым сладким десертом…
А хочешь, — диковинной рыбкой,
оранжевым вуалехвостом?
Душистым податливым воском,
лозой виноградною гибкой,
наивной и скромной пастушкой.
Могу и Пречистою Девой,
ласкающей тихим напевом,
и даже царевной-лягушкой
я буду тебе — кем ты хочешь?
Чтоб жизнь модерато и дольче
звучала, как нежная скрипка, –
да только вот зябко и липко
проходят последние ночи
в шикарном твоём интерьере…
Там вью́жат хмельные метели,
и я — на студёной постели
трясусь близорукой тете́рей...
* * *
…Всё логично: тем туже кольца, тем меньше пульса.
Я теперь с тоской вспоминаю время, когда при встрече
я могла улыбчиво говорить тебе: «Не сутулься», –
расправляя твои насупившиеся плечи,
когда чтобы зазвать на чай тебя, надо было
засвистеть из окна, пока ты проходишь мимо.
Чем в нас меньше простой надежды — тем больше пыла.
Чем нелепее всё — тем больше необходимо.
И чем дальше, тем безраздельнее мы зависим, –
сами себя растаскиваем на хрящики.
Здравствуйте, Вера. Новых входящих писем
не обнаружено в Вашем почтовом ящике…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Вера Полозкова. Жреческое)
