ней, даже и не мечтала.
И не могу не сказать пару слов о художнике. Трудяга, весь на нервах, ему дай только что-нибудь покрасить. Он бы и режиссера, покрасил, и женщину-хлопушку, и администратора, наверно, с большим бы удовольствием выкрасил бы всю осветительную группу, и нас монтировщиков, хотя нет. Во первых мы бы не дались, а во вторых, он нас немножечко боится…
В четверг мы весь день делали из фанеры кирпичную стену, когда, наконец на фанерный лист с большим окном по середине были прибиты все фанерные кирпичики, прибежал художник. Он начал творить, раскрашивать каждый кирпичик в кирпичный цвет. Мне показалось, что в детстве он, видимо, мечтал, стать моляром, но так получилось, что стал художником оформителем.
Ко мне подошел бригадир.
-Хочешь подхалтурить?
-А что делать?
- Ночью поработать. Видишь, эту стенку готовят к ночным съемкам. Сценку надо одну снять, больничный коридор с наружи, во время дождя.
Вот и решили в нашем студийном коридоре все это провернуть. Мы - то сейчас все это в конце рабочего дня установим, ну а ты вечером на подхвате, да и после съемок быстро все надо разобрать, чтоб утром могли люди ходить.
Ну как?
- Согласен.
Стенку, после художника, было не узнать. Издали казалось, что ее и танком не свернешь, а так всего-то килограммов двадцать. Установили ее в квадратном коридоре, закрепили на распорки, внизу на пол бросили какие- то тряпки, поставили плоское корыто. Я, в начале, не понял для чего, но вспомнил, что бригадир говорил, что-то о дожде. Любопытство разбирало все больше. Но когда принесли трубу с насверленными дырками, заглушенную с одной стороны пробкой, а с другой стороны надетым на трубу длинным шлангом, другой конец которого был выведен на улицу, через окно соседнего кабинета и подключен к крану, из которого поливали траву и асфальт, я понял – дождь будет.
Отсняли две сценки. Первую, это когда врач- один из героев фильма «Просто Саша», разговаривал с медсестрой Сашей Неродовой, которую играла Неёлова, и вторая сценка, когда это медсестра после какой-то операции прижималась к этому стеклу и плакала от счастья, и тут начинал идти дождь.
И вот как примерно проходили съемки второго эпизода.
Режиссер сидит в кресле, оператор с камерой перед окном, женщина –хлопушка где-то рядом, но её не видно, администратор везде. Марина Неелова докуривает сигарету. Сантехник дядя Петя стоит на табуретке и держит трубу с шлангом над окном, его помощник у крана на улице.
Режиссер: - Приготовились. МОТОР!
Женщина – хлопушка: - Сцена пять, дубль первый.- ХЛОП!
Саша – Неёлова подходит к окну, сильно прижимается к стеклу, пытается заплакать.
Дядя Петя орет напарнику:- ОТКРЫВАЙ!
Саша – Неёлова начинает ПЛАКАТЬ!
Одновременно вместе с ее слезами вырываются из трубы под давлением сильные струи воды. Дядя Петя начинает энергично трясти трубой, водить её вправо влево все в воде. Саша плачет, стекла от воды плачут, на полу лужа. Заплакала и кирпичная стена. Кирпичи то покрашены были гуашью,
а вы чем думали, масляной краской что ли?
Сцена КЛАСС. Все ПЛАЧУТ. Воды море, а режиссер недоволен:- СТОП!
-Закрывай,- кричит сантехник.
И так раза три, пока до режиссера не доходит, что кирпичная стенка уже не стенка, а фанера с паралелипидеками, что у Марины Неёловой слезы закончились, сколько можно реветь то. Воды полон коридор и она побежит скоро в кабинеты, что сцена занимает всего секунд десять экранного времени, конечно, важный психологический момент, но он был пойман еще в первом дубле, когда слезы и дождь совпали.
-Все, СНЯТО! - И исчезает вместе с артистами и ближним окружением, начинается НАША работа.
Почему я так подробно об этом пишу, да потому что это были только цветочки, ягодки начались, когда в середине июля в центре большого города решили снять сценку, которая происходит в кочегарке далекой сибирской деревни в январе месяце.
Кочегарку нашли в каком-то автопарке, по случаю съемок ее затопили, хоть на улице плюс двадцать пять, но за окном этой кочегарки пусть не большим, но все-таки более мене прозрачным, буйно росла и цвела картошка.
Честно скажу, первый раз увидел, как из лета делают зиму. Эту картошку в огороде покрыли белыми длинными тканевыми полотнами. Из окна кочегарки появился вид на сугробы. Зритель во век не догадался бы, когда это снималось. Но больше всего досталось артисту, который в тулупчике, правда на голое тело, кочегарил и подбрасывал в топку угля. Пот катил с него градом. Сколько они снимали дублей, я не считал, да и не моя это была работа. Моя работа настала, картошку от «снега и сугробов» очищать.
Восемнадцать дней пролетели быстро, были уже куплены билеты на поезд, Рассчитали быстро. Получил деньги. И мы с киностудией расстались.
Но честное слово, увидев всю киношную кухню изнутрии, поварившись в этом бульоне, я лет пять не мог нормально смотреть фильмы. А когда идет дождь в каком-нибудь фильме, мне все время мерещится дядя Петя за кадром с обрезком трубы, а грань между ЗИМОЙ и ЛЕТОМ такая зыбкая, такая эфемерная, что и не знаешь, а есть ли ОНА?
